Письмо в завтра - стр. 5
Он провёл рукой по стеллажу, и пальцы наткнулись на что-то острое – обломок провода, торчащий из старого терминала. Кровь выступила на коже, алая капля упала на пол, растворившись в пыли. Михаил посмотрел на неё, и в голове мелькнула мысль: кровь помнит. Она течёт в нас, храня то, что разум теряет. Но если память можно стереть, что остаётся? Пустота? Или что-то глубже, что нельзя отнять?
Шорох повторился – ближе, резче. Михаил резко обернулся, но коридор был пуст. Только тени шевелились, словно живые, подрагивая в такт его дыханию. Он прижался спиной к стеллажу, чувствуя холод металла через куртку. Сердце билось в горле, но он заставил себя дышать ровно. Это мог быть ветер. Или крыса. Или… Он не закончил мысль. «Газ» не ходил один – за ним следовали маски, дроны, глаза, видящие всё. И если они здесь, то он уже не просто студент с проектом. Он нарушитель. Искры гнева в нём вспыхнули ярче: пусть смотрят. Пусть знают, что он не сдастся.
Михаил пошёл дальше. Письмо в кармане было тяжёлым, как обещание. Он не мог уйти, не разобравшись. Не теперь, когда впервые за долгое время почувствовал, что его жизнь – не просто череда серых дней под контролем «Газа». Память – это то, что делает нас людьми. И если её отняли, то он найдёт способ вернуть её – хотя бы себе.
Где-то вдали раздался низкий гул, похожий на стон машины, пробуждающейся от сна. Или на предупреждение. Михаил сжал кулаки и пошёл вперёд – не к выходу, а глубже в архив. Туда, где тени были гуще, а тайны – ближе. Он не знал, что ждёт его там, но чувствовал: это начало. Не конца, а именно начала.
Михаил шёл, и каждый шаг отдавался в груди, как удар молота по наковальне. Архивный коридор сужался, стены смыкались всё теснее, точно пытались поймать его в свои объятия. Свет здесь был лишь намёком – слабые блики, отражавшиеся от металла, словно последние вздохи умирающего солнца. Он чувствовал себя путником в подземелье, где вместо факела у него было только письмо, жгущее карман, и тлеющий гнев, согревающий его изнутри. Гул серверов стал ритмом, вторящим его пульсу, и в этом ритме он уловил что-то странное – не механическое, а живое. Словно кто-то дышал в унисон с машинами.
Он остановился у очередного стеллажа, массивного, как древний монолит. На нижней полке, почти у пола, лежал ещё один терминал – старый, с треснувшим экраном, из которого торчали провода, точно вены, вырванные из тела. Михаил присел на корточки, вглядываясь в него. Пыль покрывала машину толстым слоем, но под ней угадывались следы пальцев – свежие, оставленные кем-то до него. Его сердце сжалось. Кто-то был здесь. Не сто лет назад, а недавно. Может, вчера. Может, час назад.
– Ты бы сказал, что это крысы, – прошептал он, обращаясь к Диме, чей призрак упорно следовал за ним в этом лабиринте. – Но крысы не оставляют следов рук.
– А люди оставляют, – отозвался воображаемый Дима, и в его голосе сквозила тревога, которой не было раньше. – И исчезают, если копают слишком глубоко.
Михаил провёл пальцем по следам, стирая пыль. Под ней блеснула надпись, вырезанная на металле: «Кольцо». Слово было незнакомым, но оно резонировало в нём, как забытый аккорд из мелодии, которую он когда-то знал. Кольцо. Сопротивление? Тайна? Или просто чья-то шутка, высеченная в отчаянии? Он не знал, но чувствовал: это связано с письмом, с «К.В.», с тем, что он нашёл. И с тем, что теперь искало его.