Письмо из прошлого - стр. 63
- Проснулась, - сказала та, поправила на голове черный платок, и Машу вдруг затрясло, забило дрожью, из глаз полились слезы. – Там парень твой пришел, на кухне сидит, ждет, пока ты проснешься.
А Маша уже видела его, сквозь ливень слез, идущего к ней по коридору.
- Макс!
- Тише, малышка моя, тише! – он сел на кровать, прижал ее к себе, задышал горячо в шею. – Мы справимся, все пройдет.
- Я пришла, а он там, посреди кухни. Зачем он это сделал? Зачем оставил меня? Как же я?
Максим молчал, прижимал ее к себе все сильнее, гладил рукой по голове, а Баба Лида печально следила за ними из кресла, покачивая головой.
Похороны отца Маша не пропустила, смотрела на происходящее и ощущала себя картонной куклой, которую кто-то зачем-то поставил сюда и играл ею в свои темные игры. На обратной дороге к дому, к этой пустой квартире, в которой не было теперь их прежней жизни, соседи что-то говорили ей, ободряюще хлопали по продрогшим рукам, заглядывали в опухшее от слез лицо. А она лишь прижималась к теплой груди единственного теперь для нее любимого человека, чье тепло она могла чувствовать и ощущать беспрепятственно, могла с удовольствием и облегчением слышать, как бьется любимое сердце. Одно на целую вселенную.
После поминок в столовой на бывшей работе отца, Маша просидела несколько часов в машине Максима, затем попрощалась с ним, отправилась в дом, в котором теперь хозяйничала баба Лида. Он рвался проводить ее, но она настояла, что дойдет несколько метров сама, подышит воздухом, погрустит в одиночестве. Он уступил, вернее, сделал вид, что уступает, потому, как она видела краем глаза, ехавшую за ней следом машину. А вот и пятиэтажный многоквартирный дом, их окна на втором этаже справа от подъездного окна, в которых никогда уже не загорится красный бра под кухонным потолком, не заиграет гитара, не запоет отец и даже не загалдят пьяные гости. А она все жаловалась на них!.. Если бы она тогда знала, что это тоже было счастье – гости в доме и смех отца…
Маша медленно поднялась по ступеням, казавшимся ей теперь высокими и крутыми, окинула потухшим взглядом входную дверь, на которую только что приколотили огромный деревянный крест, уже особо ничему не удивляясь, сказала сидевшей на табурете в коридоре бабе Лиде:
- Склеп, а не квартира. – Она переступила порог, облокотилась о холодную стену, к которой был аккуратно прикреплен молитвенник и маленький деревянный крест. – Как мне жить теперь здесь? Как мне вообще теперь жить?
Маша задохнулась от слез, чувствуя себя не просто разбитой, а уничтоженной.
- Судьба у тебя такая. – Вздохнула родственница. – Ты потерпи, теперь уже самое страшное позади, а значит, впереди тебя ждет спокойствие и счастье. Все плохое, что могло случиться, уже свершилось, чего еще ждать?
- Вот уж и не знаю. – Маша хмыкнула, стянула с головы черный платок, вытерла им слезы. – Чего угодно, но только не счастья.
- Может, ко мне переедешь. – Сказала родственница, смотря в пол, в голосе же послышались нотки недовольства. – Только без выкрутасов! Поняла меня? В нашем техникуме доучишься, получишь специальность и живи дальше как знаешь.
Маша вскинула голову, просмотрела на нее опухшими от слез глазами, точнее узкими щелочками на круглом покрасневшем лице.
- Я буду жить у вас? – Перед глазами пронеслось: небольшой дом в области, куда ходит автобус с автовокзала только раз в неделю, тезникум на сотню разновозрастных студентов и вечная грязь на не заасфальтированных дорогах.