Песнь о Сэйке - стр. 4
Дальний лес был встревожен. Молчали все благие птицы, только сова-горевестница попирала известные Сэйке законы, размеренно ухая после восхода. Пляшущие по деревьям солнечные пятна – мелкие духи света – сбились у самых верхних веток, словно земля вдруг стала слишком нечиста для них. Тропинка, протоптанная к круглой поляне с крохотным озерцом в центре, оказалась испоганена мелкими трёхпалыми следами выйки, ядовитой твари, прислужницы подземных сил, мех которой почему-то так любят купцы из южных земель.
Чем ближе Сэйке подходила к озеру, тем хуже становилось вокруг. Не раз и не два она останавливалась, не понимая, что преграждает ей путь: древесная тень, змеиное тело или подземный мрак, выплеснувшийся на землю бесформенным чёрным пятном. Тогда Сэйке шептала наговоры, вынимала из ножен ритуальный нож – раз даже закружилась в священной пляске – и упрямо шла вперёд, не думая ни о том, что найдёт у озера, ни о том, сможет ли вернуться.
На полянку мерзость не дошла: пели добрые птицы в ветвях деревьев, отражалось в чистой воде высоко стоящее солнце, играли у берега две большие выдры. Засвейтцы считали выдр обычными, земными, зверями, не служащими ни небу, ни подземью, но Сэйке всё равно обрадовалась их хитрым мордочкам и лоснящимся шкуркам – если на священной поляне ещё есть место для простых зверей, значит, не всё так плохо в лесу.
Одеяние из сотен орлиных перьев нашлось там же, где Сэйке оставила его в день инициации, – в дупле раскидистой липы на дальней стороне поляны. Знающая сложила лесную одежду на траву, набросила на плечи два ниспадающих крыла и принялась снаряжать лук. Стрелять ей приходилось нечасто, только в дни затяжных дождей, когда нужно было разогнать пакостных духов туч, так что правильно упереть резной конец в ногу и согнуть верхнее плечо удалось не сразу – Сейке даже оцарапалась вставкой из лосиного рога.
Натянув тетиву, она достала из горита стрелу с шестью короткими ястребиными перьями и уложила её на траву, так, чтобы ни одно перо не коснулось голой земли. Настала самая трудная часть обряда: Сэйке выхватила ритуальный нож, быстро-быстро, не думая и не чувствуя, взрезала кожу под левой грудью, и широко взмахнула рукой, орошая кровью траву и ствол старой липы.
Величественный лось мелькнул на дальнем берегу озера спустя несколько мгновений после того, как стекла с листвы на землю последняя жертвенная капля. Сэйке, готовая к его появлению, плавно отвела руку назад, затаила дыхание… Освобождённые плечи лука послали стрелу над землёй и водой, и лось, торжествующе взревев, подогнул колени и ударился оземь ветвистыми рогами. Знающая благодарно провела по животу лука окровавленными пальцами, бережно уложила его меж ветвей липы и, пошатываясь от усталости, пошла вперёд. Озеро она обошла по берегу – касаться его воды люди могли только раз в жизни, в начале инициации, – и выдры, словно и не заметив Охоты, уставились на чудесное существо, человеко-птицу, только что добывшее себе третью часть, связующую землю и небо.
Освежевать посланника, накинуть себе на голову его шкуру с рогами и тем самым закончить обряд, Сэйке не успела. Двое, вышедшие из-за деревьев, стоило Сэйке приблизиться к лосю, были одеты в обычную лесную одежду засвейтцев, но скрывали лица за грубыми ткаными мешками с одной длинной прорезью для глаз. Знающая не успела ни прошептать наговор, ни даже выставить вперёд нож – изверги вмиг бросили её на землю, не постыдившись прервать обряд и коснуться своими руками священных перьев пребывающей уже между мирами человеко-птицы. Сэйке надеялась, что они скажут хоть слово, и по говору можно будет понять, кто пошёл на святотатство, но и этого изверги не сделали. В полной тишине они оттащили Знающую к берегу, двумя взмахами кривого чёрного ножа отрубили ей руки и сбросили онемевшую от боли и ужаса женщину в осквернённые теперь воды озера.