Песнь о Сэйке - стр. 3
– Ваши дары принял Эу-Каса. Вспомни о том, что произошло с его гласом и ответь мне: не могло ли стать так, что наша бухта более не принадлежит сыну Эу? Я считаю, мы должны отправиться туда. Сегодня в гавани ждут два больших корабля: один с плодами и благовониями Чёрной Земли, другой – с редкими шкурами северных земель. Служители гавани справятся со своими делами к часу единения Эу и Энтали, море как раз отступит, и мы увидим всё своими глазами.
– Твои слова верны. Я буду молиться о том, чтобы страх рыбаков был порождён всего лишь их невежеством.
Засвейтье. За два лунных цикла до событий в Аталум-Эратуме
Личина снова вышла с изъяном. В этот раз Сэйке рискнула сходить в самую опасную часть леса – набрать для печи веток древней ели; залезла в поисках глины на дальний косогор, хранители которого каждый лунный цикл собирают кровавую дань со всех урочищ южного берега Свеиты; всю ночь шептала заговоры, глядя на умирающие в горне уголья. На рассвете Сэйке голой рукой вытащила остывающую глиняную болванку, с положенными шепотками омыла её в росе, воде божественной, и реке, воде земной, но всё напрасно – глаза Предвечной оказались затянуты белым налётом. Точно также, как и в сделанной шесть дней назад личине. И в ещё одной, сделанной в соседнем урочище.
Ни старая Ойган, учившая Сэйке служить Предвечным, ни Анке, которая учила саму Ойган, но смогла передать немного мудрости и её ученице, не рассказывали о том, что надлежит делать, если глаза Предвечной затянуты пеленой. Не знали этого и соседи, такие же напуганные и ничего не понимающие, уверяющие Сэйке, что Ойган была самой мудрой во всём Засвейтье, и если уж она чего не рассказала, так то людям и неведомо.
Сэйке обернула личину чистой белой тряпицей, уложила её в короб – если Знающей не суждено вернуться домой с ответом, то ученице, юной Сэйган, будет, что положить к ногам Предвечной в день Долгого Света. Затем сменила тканое платье по колено, в котором полагалось ходить в урочище, на рубашку и штаны из мягкой кожи и крепкие охотничьи сапоги. На бёдрах Сэйке завязала пояс с ритуальным ножом из рога лося в костяных ножнах, за спину закинула лыковый горит с луком и десятком охотничьих стрел – сегодня хватило бы и одной, но тянуть время, перекладывая стрелы из горита в ларь, не хотелось. Уже у порога Знающая повесила на грудь кожаный мешочек с драгоценным порошком Куики, который жители Засвейтья выменивали у чёрных южных купцов за лучшие шкурки соболей и куниц.
Урочище жило своей жизнью: Сэйке слышала, как у реки перекликаются вышедшие на поиск съедобных трав и кореньев женщины, и как дразнят друг друга пасущие птицу недоростки. Мужчины уже ушли в ближний лес: в преддверии дня Долгого Света засвейтцы всегда готовили новые грибные делянки, расчищали загоны для лосей – делали всё то, за что в другие дни лесным духам пришлось бы отдать долю малую от добычи и урожая.
Прежде чем оставить урочище, Сэйке ножом начертила на земле перед порогом дома Ящера – стража и метку для ученицы, пробормотала охранный говорок и, приложив пальцы к губам, попрощалась с образом Предвечной, раскинувшим руки на краю мыса. В обычный день она бы не стала даже рисовать Ящера – ни один из жителей Засвейтья и так не вошёл бы в дом Знающей без позволения. Но день, в который личина в третий раз явилась с пеленой на глазах, обычным не был, и Сэйке решила защитить дом и соседей.