Размер шрифта
-
+

Первый реактор Курчатова - стр. 17

Дома пахло варёными макаронами и чайной заваркой. Казалось бы, простая, нормальная жизнь. Но на кухне Лена сидела перед чайником. Он давно остыл, стекло покрыто мутным налётом, но она продолжала смотреть, как будто ждала, что он закипит.

– Лена, – тихо сказал Ник, – ты давно тут сидишь?

Она подняла глаза. И Ник едва не отшатнулся: тот самый пустой взгляд. Как у Соловьёва в последний момент, как у Лёхи. Только теперь это было в его собственной квартире.

– Ты… всё нормально? – спросил он, хотя ответ был очевиден.

Она медленно улыбнулась. Улыбка вышла кривой, не по-человечески широкой. И тут же исчезла, будто кто-то выключил свет.

Илья выглянул из своей комнаты:

– Па… маме плохо?

Ник хотел сказать «нет». Но в груди было знание: да, плохо. И хуже становится с каждой минутой.

Он вспомнил слова Вадима: «Они уже не мои».

После ужина Лена ушла в спальню без слов, даже не поцеловала Илью на ночь. Ник остался на кухне, мял в руках пустую чашку, слушал, как в квартире расслаивается тишина: дыхание жены за стеной, скрип кровати сына, гул трубы в ванной. Всё вместе звучало, как разладившийся оркестр.

Илья зашёл к нему, босой, в пижаме, глаза красные от бессонницы.

– Па, можно у тебя посижу?

Ник кивнул, усадил его рядом. Мальчик прижал колени к груди.

– Я опять думал про Галину Петровну… и про Даню. Он сегодня какой-то странный был. Всё время смотрел в окно. Даже со мной не разговаривал.

Ник вспомнил тетрадь с чёрными кругами и фразу «они идут». Сердце болезненно ёкнуло.

– Завтра схожу к его родителям, поговорю, – сказал он. – Может, у них в семье что-то…

Он не договорил: с улицы донёсся крик. Высокий, рваный, будто сорванный с горла ребёнка.

Ник вскочил, распахнул окно. Холодный воздух ворвался в кухню. Во дворе, у школьного крыльца, толпились люди. Илья подбежал рядом, вцепился в край подоконника.

– Па, это Даня…

Ник видел: на асфальте лежало маленькое тело. Вокруг рассыпанные тетради. Родители Дани метались, мать рвала на себе волосы, отец держал его голову, как сломанную игрушку, и кричал без звука.

Илья разрыдался.

– Я же говорил, он видел их! – выкрикнул он. – Я же говорил!

Ник схватил сына за плечи, прижал к себе. Но внутри не осталось слов. Только холодное, тяжёлое понимание: пустота дошла и до детей.

Он закрыл окно, но крик матери Дани всё равно доносился с улицы.


Глава 4

9 июня 2028 года

Двор возле школы выглядел так, будто его накрыли серым колпаком. В воздухе стоял запах свечей и сырой земли. Её заранее выкопали, и оттуда тянуло холодом.

Гроб поставили прямо у крыльца. Маленький, лакированный, с белой тканью внутри. Слишком маленький. Ник невольно отвёл взгляд, но Илья стоял рядом, не моргал, будто боялся, что, если отвернётся, Даня исчезнет совсем.

Толпа вокруг шевелилась, как живое поле. Бабушки из соседних домов шептались: одна крестилась раз за разом, другая шмыгала носом и всё повторяла, что «такого у нас ещё не бывало». Мужчины стояли в стороне, курили, опустив глаза, и прикуривали друг от друга молча, как будто это был единственный способ поддержать связь.

Дети жались к матерям. У одной женщины девочка лет восьми теребила рукав и шептала:

– Мам, я не хочу смотреть, мам, не хочу.

А мать только сильнее прижимала её к себе и упрямо смотрела на гроб, будто хотела выстоять за двоих.

Страница 17