Первый реактор Курчатова - стр. 16
Он вышел в коридор. Нужно было выдохнуть, иначе сойдёт с ума. Там его догнал Вадим. Сигарета в зубах, пальцы дрожат, прикурить не может, хотя всегда хвалился, что мог прикурить спичкой даже в ураган.
– Ты видел это? – спросил он сипло.
Ник кивнул.
– Я… – Вадим глотнул воздух, будто перед прыжком. – Слушай, у меня дома… жена не такая.
– В смысле? – Ник напрягся.
– Глаза у неё… пустые. Говорит, как обычно, готовит, даже шутит. Но не она. Я смотрю и понимаю: не моя. И дети тоже. Они вроде бы играют, смеются, а у меня внутри всё леденеет. Будто чужие.
Он наконец прикурил, затянулся так, что закашлялся.
– Ты скажешь: нервы. Я сам себе уже сто раз сказал. Но, Ник, я это знаю. Это не они.
Ник хотел ответить привычное – «устал», «привиделось», – но в голове всё ещё звенел смех Лихачёва и дыхание в трубке. И он вспомнил, как вчера Лена смотрела на него, не узнав, будто он прохожий.
– Может… – Ник сглотнул, – может, мы просто все перегрелись. Станция давит, проверки, ночные тревоги.
– Перегрелись? – Вадим усмехнулся уголком губ, но в глазах стояла настоящая паника.
Он затушил сигарету о стену и быстро ушёл прочь.
Ник стоял в пустом коридоре, слушал, как шаги Вадима растворяются вдалеке. На полу ещё темнели капли крови Лихачёва – их не вытерли, будто боялись прикоснуться. И в этом пятне, в этой липкой черноте на сером бетоне, он вдруг увидел отражение, своё лицо. Лицо усталого мужчины, который не верит собственным словам.
Из пультовой донёсся голос Соловьёва. Глухой, напряжённый. Ник вернулся и сразу понял: начальник смены «заедает».
– В случае сигнала… – говорил он, – порядок действий прежний… порядок действий прежний… порядок действий прежний…
Люди молчали, переглядывались. Вера прижимала ладонь к губам, глаза её были широко раскрыты, словно она смотрела на бездну. Кто-то из молодых техников тихо чертыхнулся, но никто не перебил.
Соловьёв повторял одну и ту же фразу снова и снова, пока голос не сорвался. Слюна блестела на губах, слова стали хрипом. Ник шагнул к нему:
– Товарищ начальник…
Соловьёв вдруг оборвал себя, поднял глаза. Взгляд его был мутный, но в нём прорывалось что-то почти человеческое, отчаянное желание вырваться.
– Порядок действий… – прохрипел он, – прежний.
И резко ударился лбом о пульт. Раз. Два. Металл загудел. Кровь брызнула на панель.
– Стойте! – закричал Ник, бросился вперёд, схватил его за плечи.
Тело дрожало, как в судороге. Несколько человек подскочили, удержали его. Соловьёв обмяк, повалился на пол, дыхание хриплое, глаза открыты.
В этот момент Ник ясно понял: то, что было с Лёхой Лихачёвым, с Верой, теперь дошло и до начальника. Что-то входит в них, как ток в провод, и сжигает изнутри.
Он посмотрел на коллег и в каждом лице увидел страх. Но никто не говорил это слово.
После того, как «Скорая» увезла Соловьёва, смену формально не распустили: бумаги, протоколы, всё должно было выглядеть «по регламенту». Ник подписал лист, но рукой дрожащей, и почти не читал строки. Внутри гудело одно: он бился головой, как будто хотел выбить из себя чужой голос.
Вадим ехать домой отказался, остался на станции «помочь с приборами». Ник не спорил: по глазам друга видел, что тот просто не хочет встречаться с семьёй, которую уже не узнаёт.
Ник поехал один. Машина моталась по колдобинам, и каждый удар подвески отзывался в голове картинкой, как Соловьёв падает, Лихачёв хрипит от смеха, Вера шепчет «я мёрзну». Всё одно и то же. Везде пустота, которая по чуть-чуть прогрызает людей.