Размер шрифта
-
+

Первая. В тени государевой - стр. 10

– Михаил Александрович говорили, извинялись.

Маленькая, сухонькая, остроносая Евдокия Ильинична рассказывает, а я никак не могу отделаться от ощущения, что квартирная хозяйка похожа на старуху-процентщицу. Наличие сестры лишь добавляет сходства, и в какой-то момент мне даже мерещится призрак Раскольникова с топором.

Сестры живут в большом доме чуть ниже центра города, на улице Большой Сибирской. Половину дома с верандой и летней кухней они сдают уже лет десять. Для удобства устроен отдельный вход, но и общая дверь почти никогда не закрывается на замок. Светлость держал ее прикрытой и не ходил к хозяйкам без особой нужды, но на замках не настаивал.

– Щеколда-то с нашей стороны, – объясняет хозяйкина сестра, Лариса.

Сестре процентщицы, помню, было лет тридцать пять, а тут обоим за шестьдесят. Все дети давно обзавелись семьями и перебрались в Уфу, вот давно похоронившие супругов сестры и стали жить вдвоем.

Мне они, кажется, даже обрадовались. Степанов оплатил аренду за месяц, а сколько он пролежит в больнице и в каком состоянии вернется, неясно. Что делать с его вещами, когда пройдет срок? А что, если светлость выпишут, но он будет не в состоянии платить дальше? Не выгонять же больного на улицу! Но ведь они и не богадельня, чтобы собирать у себя всех сирых и убогих. Поэтому появление друзей и близких, и, особенно, платежеспособных друзей и близких, весьма кстати. Я заплатила еще за месяц, предупредив, правда, что сама жить тут не буду, и сообщила, что не позволю выписывать сюда светлость в плохом состоянии. Для лечения есть больницы, для реабилитации – санатории, но точно не съемные квартиры.

Избавленные от моральных дилемм сестры предлагают пожить у них, раз уплочено, и, получив отказ, на радостях зовут меня выпить чаю. Наливают, угощают баранками и, конечно, бурно обсуждают случившееся:

– Ой, хоть бы не умер! – всплескивает руками Евдокия, напоминая этим Марфушу. – Кому ж мы сдадим после висельника?

Меня так и тянет спросить, облегчит ли ситуацию криминал. Потому что я, конечно, не верю, что светлость мог полезть в петлю сам. Зачем? Устроить подарок неравнодушным народовольцам?

Но вместо вопросов я твердо говорю: обойдется. Обязательно обойдется, с ним и не такое случалось. Чего только стоит история с мышьяком! Но рассказывать мы ее, конечно, не будем.

– Евдокия Ильинична, а кто нашел светлость… Степанова? Вы?

– Я, – роняет Лариса, опуская глаза. – Оленька, это ужас!

Несчастье со светлостью, рассказывает она, произошло где-то в полшестого утра. Евдокия спокойно спала, а вот Лариса лежала с открытыми глазами едва ли не с пяти. За эти дни она привыкла спать под тихие шаги Степанова на другой половине дома, но в этот раз его отчего-то потянуло на веранду – по крайней мере, шум доносился оттуда. Потом неугомонный постоялец заглянул к ним, и, судя по звукам, взял что-то из книжного шкафа. Книги у них всегда в распоряжении квартирантов, но не в пять же утра!

Потом все стихло, Лариса начала засыпать. Но дрему прервал громкий звук – на другой половине дома что-то упало. Да сколько же можно! Женщина встала с кровати, подошла к двери в квартирантскую половину и громко закрыла щеколду, рассчитывая, что светлость поймет намек. Но не успела она вернуться в постель, как звуки вернулись. Теперь это были короткие, слабые удары. Лариса подумала, что постояльцу плохо, решила проверить.

Страница 10