Пазори - стр. 25
– Как вы это поняли?
– У него более высокий череп и рельефное лицо, чем характерно для монголоидов, – начал я, указывая на явные признаки. – Но самое главное, отношение большей ширины грушевидного отверстия к высоте носа типично для евроазиатской большой расы, то есть для европеоидов.
В носу засвербело, и я громко чихнул. Звук прокатился по скрытым во мраке металлическим стенам комплекса.
– Его тут быть не должно? – с сомнением спросила Лука.
– Ну сколько ему? – рассуждал я. – Если предположить, что Айрекул – ровесница Любы и, несмотря на разницу в сохранности, мамонтёнок с людьми погибли приблизительно в одно время, то этот европеоид чуть младше одного из самых древних homo sapiens – усть-ишимского человека. Это значит ему около сорока двух тысяч лет. Точнее можно будет определить в лаборатории. Только от сапиенса из Усть-Ишима осталась лишь одна бедренная кость, а тут – сами видите... Скажем, если бы во времена жизни этого красавца из Москвы в Салехард летали самолёты, он бы вполне мог тут оказаться, а иначе… Мы чего-то не знаем о древней миграции.
Потрогал зубы. Эмаль для такого возраста сохранилась вполне сносно.
– Что вы делаете?
– Проверяю сохранность, – ответил я. – По эмали можно будет узнать, откуда он сюда прибыл. Её слои расскажут о питании, а растения и животные в разных регионах имеют свою структуру. У нас в команде есть физик?
Она отрицательно покачала головой.
– А химик?.. – без особой надежды спросил я и получил тот же ответ. – Да кто группу вообще набирал? Может, я не знаю, биолог хотя бы?
– Зоолог есть, её зовут Еля, – ответила Лука. – Она из ненцев.
– Нужно в Салехарде обустроить лабораторию с точным оборудованием, – сказал я, извлекая смартфон. – У меня были контакты местных физиков…
Телефон не ловил сеть. Приподнял его в надежде поймать сигнал, но не преуспел. Решив, что экранируют конструкции «Арктики», поспешил наружу, но и там связи не было.
Метель успокоилась. Мелкие снежинки пудрой покрыли всё вокруг, превратив неказистые постройки в настоящие пряничные домики.
– Тут не ловит, – подсказала Лукерья, глядя на мои безрезультатные попытки поймать хотя бы одно деление антенны.
– Вон же вышка стоит…
– Сломана, Геннадий ремонтирует.
Решил попытать счастья на следующий день. После длительной дороги действительно стоило как следует отдохнуть. Мы направились к выделенному для нашей археологической команды домику.
Скрипучая дверь, как и в других зданиях здесь, оказалась не заперта. Внутри, расставленные точно в пионерском лагере на равном расстоянии друг от друга, располагались кровати. На одной из них кто-то храпел. Над другой у стены висел крохотный тусклый ночник в форме зеленоватой звёздочки. Всего насчитал шесть коек. Две крайние у двери, из-под которой подтягивало холодом, были свободны. Жестом предложил Луке выбрать свою.
Она заняла правую, а я, даже не разуваясь, рухнул на оставшуюся. Было довольно мягко.
– Подъем в семь, – шепнула Лукерья.
Наручные часы показывали «3:15». Нажимал на кнопку зеленоватой подсветки, пока не сменилась минута. На всякий случай поставил на телефоне несколько будильников. Начал проваливаться в дрёму. Перед глазами мелькали гипнагонические образы, заставляя проваливаться в сон всё сильнее. Уже появились фантазийные звуки, как вдруг дрёму оборвал протяжный дверной скрип из реальности.