Падение - стр. 27
Та девчонка, что отравляет как сонная одурь и вызывает гребаный делирий в голове просто не может быть причиной всему этому.
Ведь не может же?
Весь вечер пытаюсь выжечь тупую боль, несмотря на то, что привык. Но с этим не справляются ни алкоголь, ни сигареты, ни даже Вика. Её, блядь, вообще ничто не берет. Поэтому бросаю неочемные попытки и запираюсь в гараже. Врубаю музыку на всю и сбрасываю чехол с тачки. И только под запах машинного масла, наконец, овладеваю собой. Что в последние недели удается мне всё реже.
Эта волга ― моя отдушина.
Под капотом я каждый раз теряю счет времени, разгружаю мозг и отстраняюсь от настоящего. И каждый раз меня выталкивает из реального мира всё сильнее. Мне всё чаще хочется проводить время здесь, наедине с собой, а не за пределами гаража. Потому что здесь не так больно, не так плохо, просто не так. А ещё здесь просто легче дышать.
Через пять банок пива окончательно добиваю салон. Стараюсь всё в нем оставить, как при дедушке, поэтому дорабатываю лишь по мелочи ― два раздельных сиденья с электрорегулировками, новая система кондиционирования, две педали, коробка автомат, а под рулем ― переключение и сохранимость.
Заказать бы с зарплаты широкие шины и колпаки.
А после можно под покраску.
Не знаю, гордился бы мной дедушка или нет. Но хочется верить, что не был бы разочарован. И это не долбанная лирика. Просто вдохнуть жизнь в эту ласточку ― всё, что я могу сделать в память о нем. И всё, что останется у меня после.
― Эй!
И кажется, что надышался. Что чудится. И голос этот, и эта долбежка в дверь гаража. Но уже через секунду понимаю ― нет.
― Есть кто―нибудь? Эй!
Убавляю звук колонок и прислушиваюсь, хотя сомнений почти никаких. Я не свихнулся. Точно нет. Этот голос ― не хочу ― но узнаю из миллиона таких же.
― Я слышала музыку! ― кричит ненормальная. ― Так что можешь не делать вид, что тебя здесь нет! ― Делать вид? Она серьезно? ― Окей, молчи! Но я не уйду, пока ты не выйдешь, ясно? ― какого… ― Сяду прямо под дверью, и буду ждать до тех пор…
Щелчок. И я резко отодвигаю дверь.
Соня осекается, когда наши взгляды встречаются, а после испуганно замирает. И вот вроде бы и злит до рези в пищеводе, но прибить её, как ни странно, не хочется. Одеть разве что. На улице сегодня, как в морозилке, а она в юбке и без куртки.
Миша совсем за ней не смотрит?
― Чего тебе?
― Я просто… ― всю её храбрость как рукой снимает, ― тебя на парах не было.
― И?
― И я подумала, возможно, ты из―за вчерашнего…
― Ты всерьез считаешь, что вся моя жизнь вертится вокруг тебя? ― усмехаюсь, потому что её наивность поражает. ― Что у меня других причин быть не может?
― Я вовсе так не считаю…
― Это всё? ― обрываю резко; так, что она дерзко вскидывает взгляд.
― Прости?
― Если ты кончила читать мне нотации, можешь валить в свою беззаботную жизнь.
― Ты просто невозможный грубиян! ― ненормальную вновь несет поездом.
― Это ты пришла ко мне, ясно? Ввалилась без приглашения, как и в мою жизнь.
― Не из―за меня твои родители разошлись!
― Ублюдок бросил её, когда встретил твою мать, ― трудно, но всё ещё держусь.
― Их брак начал рушиться ещё задолго до!
― Ага, ― швыряю масленую тряпку на стол, ― тебе ли не знать. Ты ведь свечку держала, да? Или, может, семью нашу лично знала? Какие отношения между нами были, какие трудности? Ты, блядь, вообще смотрю умная. Всё знаешь, понимаешь. Так почему тогда не дойдет до тебя никак, что я видеть тебя не могу? Зачем приходишь?