Падение - стр. 26

― Да, это я слопала все конфеты. Прости.

― Речь пойдёт не о сладостях.

А вот это уже совсем нехорошо.

― Что происходит у вас с Антоном?

Ну―у…

― Он ненавидит меня, а я делаю вид, что не замечаю. Или ты не об этом?

― Миша рассказал мне о драке. ― и, хотя доверие всегда было основной наших с мамой отношений, молчу, чтобы не сболтнуть лишнего. ― Его вызывали в Школу для беседы. ― впервые за долгие годы, потому что тетя Варя… да, это вполне объяснимо. ― Я знаю, что они подрались из―за тебя.

― Всё не совсем так…

Да ну?

― Максим решил, что мне нужна защита.

― А она была тебе нужна?

Тот самый вопрос, который я и сама задала себе уже ни один раз. Который буквально без наркоза вскрыл мне голову. И на который я так и не нашла верного ответа.

― Слушай, я ни в чем тебя не виню. Просто хочу понять, что между вами и насколько это серьезно. Стоит ли Мише переживать об этом или Антон сможет через это пройти. Потому что, если не сможет, ему потребуется помощь, понимаешь?

― Хотите, чтобы какой―то умник с ученой степенью копался у него в мозгах? ― понимаю, не глупая.

― Не копался, Соня, а поговорил. Вытащил ту боль, которая занозой сидит у него внутри. И помог ему с ней справиться.

― Да не нужно ему это, мам! Ему отец нужен, понимаешь? Его любовь и поддержка! Наша поддержка!

― Он совершенно не слушает отца, ты ведь знаешь. ― плотно поджимает губы и обходит меня со спины. ― Даже видеть его не хочет. И все его попытки поговорить с Антоном лишь ещё больше всё усложняют.

― Ему нужно время.

― Ты защищаешь его? ― и первая реакция закричать ― черт возьми, да!

Я защищаю Бестужева.

Я свихнулась?

― Мне в Школу пора, мам.

И она долго смотрит на меня, пристально ― даже слишком ― будто сканирует, но затем кивает и нежно целует в лоб, откладывая разговор на потом.

А я, лишь выбежав из дома и, оказавшись, наконец, одна, во весь голос скулю.

Я что, действительно, защищала Антона?

Да что со мной не так?

8. Глава 8

Антон

Вылетаю из Школы, и от удара о стену дверь едва не слетает с петель.

― Антон! Давай поговорим!

― Вот только не нужно меня лечить!

― Я просто хочу понять!

― Да ладно? ― усмехаюсь. ― Неужели через столько лет я вдруг стал тебе важен?

― Это несправедливо.

― Несправедливо? ― поворачиваюсь и стискиваю зубы, чтобы не пустить в ход кулаки. ― Знаешь, что на самом деле несправедливо? Что мама ушла из жизни так рано. Что её, блядь, больше нет со мной. И ты тому главная причина.

― Я не хотел, чтобы так получилось.

― Вот только не нужно гребаных сожалений. Они её не вернут.

― Как бы то ни было, ты мой сын! ― кричит, но я не слышу. Слова отскакивают рикошетом, и представляю, как в обратную летят долбанным бумерангом.

До сих пор больно о ней говорить. Мысли, как паразиты ― сжирают, сука, изнутри. Её нет, и вся жизнь будто в одночасье теряет смысл. Весь. Целиком. И нужно, наверное, перестать самоубиваться, но не могу. Это просто выше моих сил.

Как вообще избавиться от вины, если каждый день без неё ― день ебаного сурка?

Как научиться жить по―другому?

Да хотя бы просто жить?

Ещё и Соня, зараза… кто её просил про нас болтать? Кто за язык тянул? И какого хрена Болконский без слов лезет в драку? Какого хрена вообще происходит? Мне плевать, если меня исключат, но Максим ведь у нас подающий надежды студент, кандидат на медаль и прочее по списку. Школа и стипендия для него ― всё. Так какого он ведет себя как безмозглый петух? И из―за кого? Из―за Гладковой? Бред.