Отец-одиночка поневоле - стр. 27
Я ведь не няня, не прислуга. У меня высшее образование, работа. Пусть не всегда всё гладко, пусть начальник противный, но я делала то, что мне нравится.
Конечно: если на весы положить родную племянницу и работу, понятно, что я выберу. Но что будет потом? Я ломала голову, понимая, что мысли, сомнения и страхи бесполезны, но избавиться от всего этого не могла.
Когда я наконец провалилась в сон, над ухом прогремел будильник. Я даже не знаю, сколько я спала – час или два?
– Я вас предупреждал, – стоял над душой Алексеев с будильником в руках. У него он допотопный, со стрелками, с противной пимпочкой вверху, что дребезжит, как пустая кастрюля.
– Выйдите, мне нужно одеться, – пытаюсь я держать лицо и отвечать с достоинством. Получается хрипло и недовольно. Я скриплю со сна. У меня глаза не открываются.
– Алиса! Мы едем кататься! – скачет на одной ножке Масяня.
Они, видимо, встали ещё раньше. Машка полностью одета. Одежда на ней новая. Я чувствую болезненный укол в груди. Так не должно быть!
Это и ревность, и отчаяние. Ребёнку всё нравится, а я чувствую себя нищей побирушкой. И это притом, что у малышки всё есть: и красивые платья, и разные игрушки. Но нет же, Ирка вырядила Машку как пугало. Пальто зачем-то старое надела – видела я его в коридоре на вешалке. Видимо, хотела, чтобы Алексеев думал, что ребёнок нищий и страдает. А я ведь всё самое лучшее… себе не куплю, а Машке – обязательно.
– Ну Алиса же! – стягивает Маська с меня одеяло, а я там почти голая. Мы нешуточно боремся. Машка заливисто смеётся, ей весело, для неё это игра, а господин Алексеев стоит, как злобный гоблин, никуда не уходит, пялится на нашу возню. Губы плотно сжаты – вот уж кто не в духе и смеяться явно не собирается.
– Выйдите же! – рявкнула я, всё же натянув одеяло до подбородка.
– У вас пять минут! – произнёс зловеще и, что-то буркнув под нос, выскочил вон, словно ему под хвостом наскпипидарили.
Дальше дело пошло лучше, хоть в пять минут я и не вложилась. Простите, господин Алексеев, – вела я внутренний язвительный монолог, – я вам не солдат, и штаны через голову натягивать не умею. К тому же, привыкла по утрам в душ ходить и волосы феном сушить, подкрашиваться и улыбаться себе в зеркале.
К сожалению, не до комфорта было, но душ я всё же приняла, краситься не стала, волосы пришлось оставить, как есть, а вещи надевать вчерашние. Точнее, уже позавчерашние, но это мелочи.
Пока я собиралась, господин Алексеев и барышня Масяня Селезнёва завтракали. Доедали мои блины, кстати.
– Вы свой завтрак пропустили, – заявил он мне. – Поэтому только чай или кофе – на выбор.
В желудке тоскливо завыло голодное нечто. Кажется, ела я очень давно.
– Я вам куплю что-нибудь по дороге, – «успокоил» меня добрый господин. От этого меньше есть не захотелось, но кофе с шоколадкой немного скрасил моё голодно-обморочное состояние.
– Ешьте, Маше всё равно нельзя, – облагодетельствовал меня великодушный господин.
А то, что ребёнок смотрел на меня тоскливыми глазами – ему без разницы. Приходилось поспешно давиться, почти не ощущая вкуса.
– Поехали уже, – сделала я последний глоток кофе, и мы наконец-то тронулись.
Машина у Алексеева шикарная. Даже я, не особо разбирающаяся в автомобилях, могу это понять. Да и сам он… дорогой во всех смыслах: запах, одежда, причёска, ухоженная небритость.