Отец-одиночка поневоле - стр. 25
– Просто отдайте ребёнка – и все ваши проблемы решатся сами по себе, – выступила я со встречным предложением.
– Нет, – отрезал этот идиот, и я вздохнула, мысленно считая до десяти. – Увольтесь из своей шарашкиной конторы. В чём проблема? Гарантирую: я буду платить больше.
Кажется, кто-то торгуется.
– Заметьте: отличное предложение. Ребёнок при вас. Вы при ребёнке. Будете печь блинчики и всё такое прочее, что нравится Матрёшке. Вы всё это делали бесплатно, а теперь будете получать достойную своему труду оплату. Что не так? Боитесь потерять работу своей мечты? Так я уже сказал: получите гораздо лучшее место, когда всё утрясётся и в ваших услугах нужда отпадёт. Будете дизайнерить свои интерьеры в столице, в солидной компании и получать зарплату, которая, я уверен, будет нечета тому, что вы сейчас получаете.
Он искренне не понимал проблемы.
– Я не вещь и не продажная шкура. Меня нельзя взять и вычеркнуть, как исполненный пункт в вашем ежедневнике. Я родная тётя и официальный опекун Маши. Я не собираюсь исчезать, как вы выразились, только потому, что вам так захотелось. И что это за дурацкое прозвище – Матрёшка?
– Давайте рассуждать логически и беспристрастно, – в этот момент я поняла, что мне этого типа ничем не прошибить. – Я всё понимаю. И ваши чувства, и ваши мотивы. Но попробуем решать проблемы по мере их поступления. На данный момент мне нужна няня для ребёнка. Не чужой человек, которого нужно подбирать со всей тщательностью. На это нет времени. Что касается опекунства… Вы же понимаете, что у вас нет шансов, если я докажу, что Маша – моя дочь? И что любой суд будет на моей стороне?
Я понимала. Но не могла осилить его твердолобой уверенности в том, что меня можно устранить или отбросить в сторону, будто я бездушная деревяшка, которой всё равно, что будет с племянницей. Я её буквально с первых дней появления на свет опекала, носила на руках, нянчила и приняла заботу на себя, когда Полины не стало. Я люблю её, в конце концов.
– Матрёшка – потому что впервые я увидел её в пальто и платке. А ещё щёки у неё красные были.
Я моргнула. Он ответил на вопрос, о котором я забыла, утонув в собственных переживаниях.
– Послушайте, Алиса, – поморщился Алексеев, словно ему не нравилось всё то, что он сейчас мне втолковывает, – не лепите из меня чудовище. Не надо. Я не такой. Я понимаю, что ситуация не ахти, но не я её создал. И уж раз мы попали в новую реальность, давайте как-то находить компромиссы и не делать друг другу нервы, как говорит один мой хороший друг. Давайте рассуждать логически: у вас работа вашей мечты?
– Нет, – ответила машинально, потому что думала и переживала совершенно о другом.
– Ну, вот и отлично. Что мешает вам её бросить? Так ли вы всем этим дорожите? Настолько, что готовы играть в упрямицу?
– Я не играю! – огрызнулась, как смогла. – Но это моя жизнь, моя работа. Мой мир, который вы сейчас хотите прогнуть под себя и частично уничтожить. У меня мама и сестра, между прочим!
– Ну, сестру я вашу видел. Судя по всему, у неё кочерыжка вместо сердца. К тому же, засохшая и закаменелая. Где была ваша мама, когда вы оставили ребёнка на эту фурию?
– Мама в санатории, – выдала я тускло. Как же я, оказывается, устала. А ещё приходится сидеть и оправдываться перед мужчиной, которого я вижу первый раз в жизни. Нашёлся тут мировой судья.