Осень одиночества - стр. 8
Максим Михайлович заучил наизусть строки какого-то бойкого писаки. Глаза леди Хелен напоминали лесной мох. О семье сэра Майкла газеты не писали, однако леди Хелен сказала Сабурову, что осиротела ребенком.
– И сэру Майклу всего пятьдесят лет, – Сабуров схватился за леер. – Движение здесь словно на Оксфорд-стрит в час пик.
Полицейский катер, идущий встречным курсом, едва не потопил хлипкую посудину, куда Сабуров погрузился на пристани у моста Тауэр. Закопченную трубу паровой лодки обвивала надпись «Гринич со всеми остановками в доках и на верфях».
Пробираться в экипаже в сердце индустрии и торговли Лондона смысла не имело. Собачий остров и плоские земли вокруг пересекали бесчисленные каналы и доки, куда лошадям хода не было.
Отфыркиваясь от очередной порции речной воды, Сабуров заорал:
– Долго еще?
– Мы на месте, сэр, – рулевой указал вперед. – Видите арку и пристань? Вас, кажется, ждут.
Резкий ветер гнал к устью реки дождевые тучи и серый дым, поднимающийся из кирпичных труб. На берегу высились обросшие лесами скелеты будущих военных кораблей. Вихрь взвил полы черной крылатки сэра Майкла, обосновавшегося под каменной аркой с вывеской: «Судостроительная и железоделательная компания реки Темзы».
– Вряд ли кто-то из современных ученых обладает более независимым характером и презрением ко всяческим условностям, – вспомнил Сабуров. – Однако я тоже не лыком шит.
Катерок притерся к пристани и Максим Михайлович ловко вылез наружу.
Щелкнул грубый рубильник и тесное помещение озарилось неверным светом мигающей стеклянной лампочки.
Сабуров кашлянул.
– Получается, что вам удалось создать электрическое освещение, сэр Огилви?
– Помолчите, – буркнул великий физик, – это прототип и он…
Максим Михайлович едва успел отскочить. Лампочка, налившись зловещим багровым светом, раскололась над его головой. Осколки тонкого стекла полетели на каменный пол и сэр Майкл сочно выругался.
– И он, – физик опять ввернул крепкое словцо, – как видите, никуда не годится.
Засучив рукава твидового пиджака, сэр Огилви взялся за стоящую в углу метлу. Сабуров опять едва успел увернуться от размашистых движений ученого.
– Едва встав на ноги, я подметал седельную мастерскую моего отца, сообщил физик, – а в пять лет мне вручили шило и усадили за кожи, мистер Гренвилл. Я работы не боюсь. Погодите, – он собрал стекло в совок, – я включу газовый рожок.
Синеватые газовые лучи не справлялись с нависшей над доками серостью промозглого утра. В открытую створку окна просачивалась дымная гарь, а неподалеку размеренно бил паровой молот. Сэр Майкл зажег спиртовку, возвышающуюся на единственном не заваленном неизвестными Сабурову предметами столе.
– Надеюсь, что вы позавтракали, – бесцеремонно сказал физик. Я считаю, что сытость вредна для мыслительного процесса, – сэр Майкл постучал по своей едва поседевшей голове. – Как говорили римляне, satur venter non studet libenter.
Venter самого Сабурова в эту минуту довольно неприлично заурчал. Водные прогулки всегда рождали у него аппетит.
– Когда меня вытащили из Темзы и я пришел в себя, я тоже ел за двоих, – вспомнил Максим Михайлович. – Фрейлейн Амалия тогда принесла мне сэндвичи из паба.
– Вижу, что ваш завтрак уже испарился, – сэр Майкл нахмурил всклокоченные брови. – Погодите, у меня здесь завалялось что—то вроде сухарей.