Осень одиночества - стр. 6

– Я посоветовал бы цивилизованной стране проверить подчиненных Шрусбери в Арсенале, – сухо сказал Сабуров. – Покойника, наверняка, убили из-за его намерения признаться в предательстве. Будучи наполовину русским, я уверяю вас, что мы не бросаем дело на полдороге.

Браун буркнул:

– Я знаю.

– Кроме Шрусбери, в Арсенале могла завестись еще одна крыса, – упорно продолжил Сабуров, – и надо вытащить ее на белый свет.

Несмотря на прохладный сентябрьский вечер, Сабуров тоже распахнул окно прокуренного кабинета. В разрывах темных облаков мелькала ущербная луна, а деревья на улице шумели под резким восточным ветром.

Чтобы разоблачить предателя, Максиму Михайловичу понадобилась пара недель работы в Арсенале под личиной наемного уборщика. Подручным покойного Шрусбери оказался клерк Уильямсон, человек безупречной репутации, трезвенник и баптистский проповедник.

– Не все то золото, что блестит, – сказал Сабуров луне. – Ты тоже сияешь отраженным светом.

За забором палисадника трепетали редкие огоньки газовых фонарей. Выкинув в пепельницу очередной окурок, Сабуров вспомнил заголовок бульварной американской газетенки.

– Кто вы такой, мистер Синг? – пробормотал он. – И действительно, кто он такой?

Миллионер, сколотивший состояние на западе Америки, выскочил, по выражению газетчиков, словно чертик из табакерки. Синг, ровесник Сабурова, начинал простым рудокопом.

– Теперь он купил средневековый замок и строит там канатную дорогу, – зевнул сыщик. – Утро вечера мудренее и скоро я его увижу.

Сабуров отправился в старомодную ванную комнату.

Максим Михайлович не изменял привычке к утреннему кофе в Реформ-клубе, хотя дорога в город теперь занимала у него больше часа. Ради моциона Максим Михайлович проходил часть пути пешком.

Он скучал по лавкам рядом с Британским музеем, однако и в Сент-Джонс-Вуде, на Веллингтон-роуд, Сабуров отыскал приличного табачника и зеленщика, не задирающего цены. Он сменил конюшню в Гайд-парке на похожее заведение в Риджентс-парке, где Максим Михайлович гулял с Тоби.

Потрепав за ушами разлегшегося под его креслом спаниеля, Сабуров взялся за кофейник. Тишину клубной гостиной нарушало только шуршание газетных листов.

Над столами витал серебристый дымок трубок и папирос хорошо позавтракавших джентльменов. Члены клуба предпочитали переваривать бекон и яичницу в блаженном спокойствии.

The Times в руках Сабурова не сообщала ровным счетом ничего интересного. После разгрома французов под Седаном и пленения императора Наполеона Третьего газеты успокоились. Императрица Евгения и наследник престола бежали в Британию, а в Париже провозгласили очередную республику. The Times, правда, предрекал столице Франции скорую немецкую блокаду.

Сабуров всегда читал и российские новости. Британцы сообщали все маловажное петитом на второй и третьей страницах газет. Нацепив пенсне, Сабуров узнал, что в скором времени открывается пассажирское движение между Москвой и Смоленском.

Из соседнего кресла раздался возмущенный голос.

– Нет, вы только подумайте, мистер Уэверли! Американцы разрешили женщинам голосовать на выборах!

Краснолицый пухлощекий джентльмен потряс газетой. Его собеседник, тощий словно доска, недовольно поджав губы, поинтересовался:

– В каком штате, мистер Спрингл?

– В Вайоминге, – фыркнул Спрингл. – Представьте себе женщин в этой дикой глуши!