Осень одиночества - стр. 37
Пройдя с полмили по накатанной дороге, ведущей прочь из Авимора, они с немцем словно оказались в зачарованном мире. Вздымающиеся к небу деревья обросли зеленовато—серыми мхами, а раскиданные по лесу гранитные валуны пестрели пятнами лишайников. Под ногами пружинила палая хвоя и Сабуров вспомнил свои немногие вылазки на охоту в леса под Петербургом. Заметив среди ползучих кустиков что-то красное, он хотел наклониться, но Зонненшайн опередил его.
– Клюква, – довольно сказал немец. – Прошлым августом я обошел пешком вокруг Исландии и немало ей пробавлялся. Берите, мистер Гренвилл. Я геолог, но уверяю, что ничего опасного в ягодах нет.
Рот Сабурова наполнился знакомой прохладной кислинкой и он поинтересовался:
– А что вы изучали в Исландии?
Зонненшайн посмотрел на него с плохо скрытым сожалением.
– Вулканы, разумеется, – высокомерно ответил ученый. – Без пристального к ним внимания невозможно понять природу земного шара.
Он постучал ногой в потрепанном ботинке по очередному валуну.
– Я спускался в жерло потухшего вулкана и мне повезло увидеть извержение. Можно было отправиться на Сицилию, – Зонненшайн пожал плечами, – но я предпочитаю высокие широты.
– И вы существовали на одной клюкве? – спросил Сабуров.
Неподалеку виднелась оранжевая россыпь лисичек, но сыщик велел себе не двигаться в их направлении. Ни один англичанин никогда не бы не сорвал дикий гриб в лесу. Максиму Михайловичу казалось странным, что джентльмены, отдающие большие деньги за французские лисички и итальянские трюфели в ресторанах, пренебрегают грибами, растущими у них под ногами.
– Грибы там, к сожалению, не водятся, – Зонненшайн снял тартановый берет, – поэтому я ловил рыбу, собирал водоросли и ракушки, а добрые фермеры делились со мной молоком и сыром. Погодите! – он одним прыжком оказался у лисичек.
– Нас ждет роскошная трапеза, мистер Гренвилл.
В переметной суме ученого, кроме мешка камней, притаились медный котелок, походная фляга и складное удилище с крючками.
– Я брожу пешком со студенческих лет, – объяснил Зонненшайн. – Лес или горы для меня все равно что дом родной.
Выяснилось, что ученый месяц назад прибыл в Абердин на рыбацкой шхуне.
– Сначала я обследовал Шетландские и Оркнейские острова, – объяснил Зонненшайн. – Вы знаете, мистер Гренвилл, что в Северном море могут найтись месторождения нефти?
– На поверхности воды? – спросил Сабуров и немец закатил глаза.
– Разумеется нет. На шельфе, – он подхватил сучок. – Вы знаете, что такое шельф? Погодите, я сейчас нарисую.
Сабуров предполагал, что, пройдя пешком сто миль от Абердина до Авимора, немец все-таки соскучился по человеческой компании. За три часа дороги к озеру Дункан Максим Михайлович узнал и о шельфе, и о природе вулканов и о теории строения Земли, за которую, как гордо сказал Зонненшайн, его называли сумасшедшим.
– Галилея тоже никто не понимал, – немец вернулся к ожидающему его Сабурову с очередным камнем. – Смотрите, вот ваш портплед. Нечего было волноваться.
Зонненшайн наотрез отказался ехать к озеру в экипаже, присланном из имения Маккарти.
– Я должен осмотреть окрестности, – заявил ученый, – что невозможно сделать из коляски. Вам полезно прогуляться пешком, – он оглядел Сабурова, – вы похожи на кабинетного червя. Отправьте портплед с кучером, он никуда не денется.