Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - стр. 20

– Жди здесь, – сказала она и ушла в соседнюю комнату.

Я села на нары спиной к двери и посмотрела в маленькое окошко под потолком, сквозь которое виднелись лишь облака. Наблюдая за ними, я гадала, увижу ли еще когда-нибудь хоть что-то прекрасное. Я раздумывала о последствиях своих давних поступков и всерьез задавалась вопросом, почему я не сбежала в Мексику. Я болтала ногами. Я думала о своем пятнадцатимесячном заключении, что только усиливало мою панику. Я пыталась не думать о Ларри. Потом я сдалась и постаралась представить, чем он занимается, но у меня ничего не вышло.

У меня были лишь смутные представления о том, что может случиться дальше, но я знала, что нужно быть смелой. Не безрассудной, не влюбленной в риск и опасность, не готовой по-идиотски подставляться, чтобы доказать, что я не боюсь, а по-настоящему смелой. Смелой, чтобы молчать, когда нужно; смелой, чтобы наблюдать, прежде чем с головой бросаться куда-то; смелой, чтобы не предавать себя, когда кто-нибудь захочет соблазнить меня или силой заставить пойти в том направлении, куда мне идти не хочется; смелой, чтобы стоять на своем. Я сидела в этой камере бессчетное количество времени и изо всех сил старалась быть смелой.

– Керман!

Я не привыкла, чтобы ко мне обращались как к собаке, поэтому надзирательнице пришлось еще несколько раз окликнуть меня, прежде чем я поняла, что это означает: «Вставай». Поднявшись на ноги, я с опаской выглянула из камеры.

– Пошли, – сказала она так хрипло, что я не сразу разобрала, что она говорит.

Она провела меня в следующую комнату, где сидели ее коллеги. Оба были лысыми белыми мужчинами, один высокий, больше двух метров ростом, а другой – очень маленький. Они оба посмотрели на меня так, словно у меня было три головы.

– Сдалась добровольно, – бросила надзирательница, чтобы объяснить им ситуацию, и занялась бумажной работой.

В процессе оформления она говорила со мной как с идиоткой, но при этом ничего мне не объясняла. Каждый раз, когда я медлила с ответом или просила ее повторить вопрос, Коротышка насмешливо фыркал или – хуже того – передразнивал меня. Я не верила своим глазам. Его кривляние раздражало меня, на что он и рассчитывал, но при этом я злилась, а это давало мне прекрасную передышку от борьбы со страхом.

Надзирательница задавала мне вопрос за вопросом и заполняла формы. Стоя перед ней по стойке смирно и послушно отвечая, я то и дело ловила себя на том, что смотрю в окно, на дневной свет.

– Пошли.

Я вслед за ней вышла в коридор за камерой. Она пошарила на полке с одеждой и выдала мне пару бабушкиных трусов, дешевый нейлоновый бюстгальтер, защитного цвета штаны на резинке, защитного цвета топ, похожий на униформу врачей, и гольфы.

– Какой у тебя размер обуви?

– Девять с половиной.

Она протянула мне синие парусиновые тапки, из тех, что можно купить на улице в любом Чайнатауне.

Затем она показала на унитаз и раковину за пластиковой занавеской.

– Раздевайся.

Я сбросила кроссовки, сняла носки, джинсы, футболку, бюстгальтер и трусики – и надзирательница все это у меня забрала. Было холодно.

– Подними руки.