Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - стр. 22

– Прекрасные вены! – искренне восхитился он. – Никаких следов от инъекций!

Учитывая, что в его голосе не слышалось ни намека на иронию, я решила поблагодарить его за комплимент.

Мистер Буторский оказался усатым коренастым мужчиной за пятьдесят. Он часто моргал своими водянистыми глазами и, в отличие от остального тюремного персонала, с которым я уже успела повстречаться, был довольно умен. Он сидел, откинувшись на спинку стула, а перед ним лежали бумаги – материалы проведенного федералами предприговорного расследования по моему делу. В таких документах указаны основные факты о преступлении, прошлых правонарушениях, семейном положении и детях, злоупотреблении алкоголем и наркотиками, профессиональной деятельности и прочих важных вещах.

– Керман? Садитесь.

Он жестом показал на стул, глядя на меня выверенным за годы службы взглядом, одновременно оценивающим и пронизывающим насквозь. Я села. Он несколько секунд молча меня изучал. Я высоко держала голову и не смотрела на него.

– Как у вас дела? – спросил он наконец.

Меня поразило, что кто-то проявил хоть небольшой интерес к моему состоянию. Вопреки себе я почувствовала прилив благодарности.

– Все хорошо.

– Правда?

Я кивнула, решив, что надо быть смелой до конца.

Он выглянул в окно.

– Скоро я велю им отвезти вас в лагерь, – начал он.

Мой разум немного расслабился, желудок больше не сводило. Проследив за его взглядом, я тоже посмотрела в окно, чувствуя невероятное облегчение, что мне не нужно оставаться здесь с противным Коротышкой.

– Я буду вашим куратором. Знаете, я изучил ваши документы. – Он показал на бумаги на столе. – Довольно необычный случай. Громкое дело.

Правда? Я поняла, что совершенно не представляю, насколько громким вышло мое дело. Если я была знаменитой преступницей, кем же окажутся мои сокамерницы?

– И прошло уже немало времени с момента вашего участия во всем этом, – продолжил он. – Это весьма необычно. Я вижу, что вы с тех пор повзрослели. – Он посмотрел на меня.

– По-моему, да, – пробормотала я.

– Что ж, смотрите, я работаю в этой тюрьме десять лет. Я управляю ею. Это моя тюрьма – здесь ничего не происходит без моего ведома.

Мне было неловко за испытываемое облегчение: мне не хотелось, чтобы этот человек или любой другой тюремный работник стал моим защитником, но в тот момент он был самым человечным из всех, кого я встретила.

– Здесь у нас кого только нет. Вам нужно быть начеку с другими заключенными. Некоторые из них нормальные. Никто не будет к вам приставать, если вы сами этого не позволите. Женщины обычно не дерутся. Они болтают, сплетничают, распускают слухи. Они могут болтать и о вас. Некоторые из них решат, будто вы считаете себя лучше них. Скажут: «Конечно, она же богатенькая».

Мне стало не по себе. Неужели я казалась именно такой? Неужели меня сразу заклеймят заносчивой богатой стервой?

– Еще там есть лесбиянки. Но беспокоить вас они не будут. Некоторые попробуют подружиться с вами, но что бы там ни было – держитесь от них подальше! Я хочу, чтобы вы поняли: вам необязательно заниматься сексом с женщинами. Я старомоден. Я не одобряю этих безобразий.

Я изо всех сил старалась не фыркнуть. Похоже, не так уж хорошо он изучил мое дело.