Опасные видения - стр. 35
Из-за громкого ржания из середины комнаты оно возвращается. Это игогочет трехногий осел, мольберт Баалов. На мольберте – «полотно»: неглубокий овальный таз из облученной пластмассы, особо обработанной. Полотно – семь футов[39] в высоту и восемнадцать дюймов в глубину. Внутри картины – сцена, которую надо завершить к завтрашнему дню.
И скульптура, и картина: фигуры рельефны, закруглены, одни расположены глубже других. Они горят светом изнутри – и из-за самосияющей пластмассы самого «полотна». Свет словно входит в фигуры, пропитывает их, а потом вырывается дальше. Свет бледно-красный – цвета зари, разбавленной слезами крови, гнева, чернил в колонке расходов в гроссбухе.
Эта – из его Собачьей серии: «Апёстол», «Схватка воздушных псов», «Собачья жизнь», «Псолнце», «Пес наоборот», «Филандрийский пес», «Песнь псин», «Охотник на псов», «Лежащий песик», «Пес под прямым углом» и «Импровизации на тему пса»[40].
Сократ, Бен Джонсон, Челлини, Сведенборг, Ли Бо и Гайавата пируют в таверне «Русалка». За окном видно, как Дедал на кносских валах запихивает ракету в задницу своему сыну Икару, чтобы запустить в знаменитый полет. В углу присел Ог, Сын Огня[41]. Он гложет кость саблезуба и рисует бизонов и мамонтов на заплесневелой штукатурке. Наклонилась над столиком барменша Афина – подает видным гостям нектар и крендельки. Позади пристроился Аристотель с козьими рогами. Он задрал ей юбку и кроет сзади. Пепел с сигареты, висящей в его ухмыляющихся губах, падает ей на юбку – и та начинает дымить. В дверях мужского туалета пьяный Бэтмен поддается давно подавлявшейся страсти и пытается уестествить своего Чудо-Мальчика. За другим окном – озеро, где по воде идет человек с позеленевшим от патины нимбом над головой. Позади него из воды торчит перископ.
Хватательный пенизмей обхватывает кисточку и начинает творить. Кисточка – это маленький цилиндр, насадка на шланге, который уходит в куполообразную машину. На другом конце цилиндра – отверстие. Ширину струи можно настраивать, подкручивая большим пальцем колесико на цилиндре. Цвет и оттенок краски, которую он выпускает мелкодисперсным туманом, или густой струей, или как угодно, настраиваются другими колесиками.
В ярости, хоботно, слой за слоем выстраивает он новую фигуру. Затем вдыхает густой аромат, роняет кисточку – и шасть за дверь и вдоль стены овального зала, выписывая каракули безногих созданий, надпись на песке: прочтут все, а поймут – немногие. Кровь кач-качается в одном ритме с жерновами Беса и Пода, подкармливая и бодря эту теплокровную рептилию. Но стены, заметив постороннюю массу и потустороннее желание, вдруг светятся.
Он стонет, и тогда половой полоз приподнимается и покачивается под флейту его желания о трахе без страха. Да не будет свет! Ночи будут его клоакой. Мчит мимо материной комнаты, ближайшей к выходу. Ах! Тихо вздыхает от облегчения, но свистит уж воздух в вертикальных упругих губах, объявляя об отбытии секспресса в Дезидерат.
Дверь стала архаичной – в ней появилась замочная скважина. Скорей! По наклону и прочь из дома через замочную скважину, на улицу. А на улице – дивиться девице: юная дева с фосфоресцентными серебристыми волосами что наверху, что внизу.
Быстрей на улицу, оплестись вокруг ее лодыжки. Она опускает взгляд с удивлением и потом – страхом. Ему это нравится: слишком желающих слишком много. Нашел одну на миллион на мили он.