Опасные видения - стр. 37
Канал 69В, ВАШ ЛЮБИМЫЙ КАНАЛ, местный лос-анджелесский, приносит вам рассвет. (Обман глубины. Ложный рассвет природы тенится благодаря электронам, образованными устройствами, образованными образованными людьми.)
Проснись с солнцем в сердце и песнью на губах!
Встрепенись под трогательные строки Омара Руника! Узри рассвет, как птиц на деревьях, как Бога, узри!
Гласнарод тихо читает строки под нарастающую «Анитру» Грига. Старый норвежец и не мечтал о такой публике – и слава богу. Молодой человек, Чайбиабос Эльгреко Виннеган, печалится своему липкому концу – спасибо недавнему гейзеру на нефтяных полях подсознательного.
– С седалища в седло, – говорит Чайб. – Сегодня мчит Пегас.
Он говорит, думает, живет в самом что ни на есть настоящем времени.
Чайб вылезает из кровати и поднимает ее в стену. Оставить кровать торчащей, мятой, как язык забулдыги, – нарушить эстетику комнаты, уничтожить тот изгиб, что есть отражение основ вселенной, повредить собственному творчеству.
Комната – большой овоид, а в углу – овоид малый: туалет и душ. Оттуда он выходит с видом гомеровского богоподобного ахейца: о массивных ногах, могучих руках, злато-бронзовой коже, голубых глазах, рыжих волосах – хотя безбородый. Телефон симулирует набат южноамериканской древесной лягушки, что он однажды слышал по Каналу 122.
– Сезам, откройся!
По фидо расползается лик Рекса Лускуса, поры кожи его подобны кратерам на поле боя Первой мировой войны. На левом его глазу черный монокль, вырванный с боем у худкритиков во время цикла лекций «Я люблю Рембрандта», канал 109. Ему хватает влияния подняться в списке ожидания на замену глаза, но он отказывается.
– Inter caecos regnat luscus, – говорит он, когда спрашивают, и часто – когда нет. – Перевод: «Среди слепых одноглазый – король». Вот почему я переименовался в Рекса Лускуса – то есть Одноглазого Короля.
Есть слух – порожденный самим Лускусом, – что, увидев произведение достаточно великого мастера, которое оправдывает фокальное зрение, он разрешает биослугам вставить ему искусственное белковое око. Еще ходят слухи, что скоро так он и сделает – открыв Чайбиабоса Эльгреко Виннегана.
Лускус смотрит жадно (он потеет наречиями) на пушок и выступающие края Чайба. Чайба в ответ распирает – не от похоти, а от гнева.
Лускус ласково улещает:
– Милый, я просто хотел убедиться, что ты уже встал и взялся за чрезвычайно важное дело дня. Ты обязан быть готов к премьере, обязан! Но теперь, увидев тебя, я вспоминаю, что еще не ел. Не хочешь ли со мной позавтракать?
– И что едим? – спрашивает Чайб. Он не ждет ответа. – Нет. Сегодня слишком много дел. Сезам, закройся!
Лик Рекса Лускуса угасает – лик козий, или, как он сам предпочитает выражается, лик Пана, фавна от мира искусств. Он даже истончил кончики своих ушей. Ну очень мило.
– Бе-е-е-е! – блеет гаснущему фантому Чайб. – Бе! Шарлатанство! В жизни не собираюсь лизать тебе жопу, Лускус, или позволять тебе лизать мою. Даже если лишусь гранта!
Снова звонит телефон. Появляется темное лицо Руссо Красного Ястреба. Нос орла, а глаза – осколки черного стекла. Широкий лоб стянут полоской красной ткани, что обхватывает прямые черные волосы, которые ниспадают на плечи. Рубашка – из оленьей кожи; на шее висят бусы. Он похож на индейца равнин, хотя Сидячий Бык, Бешеный Конь или самый благородный Римский Нос из них всех выставили бы его из племени взашей. Не потому, что были антисемитами – просто не смогли бы уважать воина, который впадает в ужас при виде лошади.