Окаяныш - стр. 18
– Я ходила здесь? Одна??
– Когда с бабушкой, но чаще – одна. Играть прибегала к нам в Рубяжи.
Бабка оглянулась на Милу и успокаивающе улыбнулась.
– Ничего. Время будет – всё вспомнится. И пуща тебя тоже вспомнит. Примет к себе.
Пуща вспомнит. Бабка сказала это так просто, словно о живом человеке.
Наверное, так и есть – Миле всё время чудился чей-то изучающий взгляд, в шелесте листвы слышалось тяжёлое дыхание и протяжные вздохи.
Если баба Саня была ворожбиткой, то должна была ладить с лесом, и возможно он ожидает того же от её внучки?
И если она не оправдает этих надежд, может случится нехорошее…
Мила вздрогнула от чужой мысли, словно невзначай промелькнувшей в голове. И следом отчётливо услышала слова дедка-возницы из сна: «А можа не надо тебе сюда?»
Сейчас они прозвучали как предостережение, как сигнал, что возврата обратно не будет. Что он говорил тогда – переступишь черту и… всё?
– Баба Жоля! – вскрикнула Мила невольно. – Баба Жоля, мне недавно такое приснилось!..
Она собралась рассказать о своём сне-видении, и в этот момент за стволами мелькнула тень. Она надвинулась чёрной тучей, и макушки высоченных деревьев закачались.
– Глаза прикрой! – бабка резко повернулась к Миле. – Держись за лутовку. Не смей смотреть, чего бы не услыхала!
Шаги. Точно шаги. Под ними, почти бесшумными, подрагивала и проседала земля.
Шаги.
И хриплый вздох. И запах псины.
Волк? Нет, не похоже. Та тень была гораздо больше волка… да что там волка – она была больше медведя!
Паника раскрутилась пружиной, приказала бежать, но Мила не успела даже дёрнуться – грубоватый тон бабы Жоли удержал её на месте.
– Чего вылупился? Прэч поди. Не до тебя!
В ответ заворчало недовольно, низкие вибрирующие звуки походили на львиный рык.
– Свои. Или забыл? Ворожбиткину внучку веду вступать во владения.
Снова ворчание, переходящее в отрывистый глуховатый кашель.
И следом голос бабы Жоли:
– Внучка! Кто же ишче? Да сам взгляни, чай не слепой – они с одного лица.
Что-то надвинулось близко-близко, Мила почувствовала несвежее, тухлятиной отдающее, дыхание. Кожу закололо иголками, глаза против воли начали приоткрываться, и она поспешно спрятала лицо в ладонях, чтобы не нарушить бабкин наказ.
Наверное, её узнали. Потому что рык больше не повторялся. Он перешёл в невнятное мычание, на которое баба Жоля в ответ что-то монотонно зашептала.
Противный запах отдалился, и Мила решилась вдохнуть.
От последовавшего за этим громогласного свиста её крутануло вокруг себя, довольно грубо повалило на землю. А когда бабка помогла ей подняться, существо уже ушло.
– Кто… кто это был? – Миле никак не удавалось отряхнуть с брючек труху и ошмётки листвы.
– Пущавик. Ты не бойся его. Он хоть людей дюже не любит, но твой род уважает.
– Что значит мой род?
– А то ты не поняла? Саня ворожбиткой была. Теперь вот твой черед подошёл. Таемства (таинство, бел.) по женской линии идёт. Отца миновало – тебя дождалось.
Отца! Вот значит кому она обязана подобным родством. Отцу, которого ни разу не видела и не знала!
– Я не хочу! Не надо мне такого подарка. Отец нас бросил. Он не любил ни маму, ни меня!
– Цыть, глупая! Не по доброй воле то было. Не мог он с вами остаться.
– Не защищайте его! Почему это не мог?
Обида на отца заслонила все странности последнего времени, и даже осадок от пережитого страха перед пущевиком.