Охотники за памятью - стр. 31
Слова на древнем языке вылетают из моего рта, становятся сверкающими клинками, поднимаются к белёсому небу и, набрав скорость стрел, падают вниз, иссекая серые шкуры волков. В груди холодеет: а что если я зацеплю и людей? Нет, всё в порядке: возницы невредимыми выкатываются из рычащей и визжащей кучи окровавленного меха. Волки мечутся, не понимая, что жалит их, разрывает шкуры, отсекает лапы и хвосты…
Я смотрел на это и хотел отвести взгляд. И не мог… А потом, когда семь волков один за другим затихли на бурой траве, а до меня дошло, что это сделал я, ни разу к ним не прикоснувшись…
Как объяснить-то. Меня чуть пополам не порвало от самых разных чувств. Было жутко и тошно – всё-таки с непривычки убивать не так-то просто, пусть это и не люди… А если люди нападут? Так, не надо пока об этом думать, и без того мутит.
А ещё – я был рад, почти счастлив. Понимаете, я ужасно гордился собой, я смотрел на эти трупы волков как на доказательство того, что я не так уж бесполезен, что могу постоять за себя и помочь другим. И ещё… Запоздало я сообразил, что не просто использовал выученное заклинание, а, похоже, создал новое. Есть боевое заклинание «кинжалы белого холода»: рассекающие сгустки энергии летят от мага вперёд – а не сверху вниз! – и действуют как метательные ножи. И в простейшем варианте заклинания их всего двенадцать. А есть тот самый «град небесный» – настоящий град из сотен кристаллов, падающих сверху, но они слишком мелкие, они бы волков не убили!
И тут я отключился.
Понял я это, правда, уже после, когда меня растормошили, подняли с земли и усадили, привалив к колесу. Первым, что я почувствовал, был мерзкий привкус во рту. Он казался смутно знакомым, отвратительным и сладким одновременно.
А потом в голове прояснилось и…
Да пошло оно всё к чёрту! Идите к чёрту, дурацкие духи этой проклятущей земли, с вашей магией, которую надо творить такой ценой!
Я не знаю, как это описать. Дико. Дико и ни на что не похоже. Я бы голоден. Я ничего не чувствовал, кроме этого мучительного неудобства – голода. Я чуял множество запахов, цеплялся за тот, что вёл к утолению голода, бежал, настигал, прыгал, впивался… Ел.
Чувствовал сытость. Потом полное довольство. Блаженство. Лежал в траве, наслаждаясь ощущением, что в очередной раз улизнул от этого неутомимого врага, преследующего меня всю жизнь – голода.
А потом голод находил меня. И гнал дальше, маня новыми запахами.
Какая-то толстая птица. Ушастый зверёк, с боков которого клочьями отваливалась серая шерсть, оставляя под собой белую. Ещё птица…
А это что? Высокое, выше меня. Стоит прямо, одна лапа длиннее другой и почему-то блестит. Мешает. Пахнет хорошо, вкусный! Большой, надолго хватит. Голод будет доволен.
Больно! Опасный! Что больнее голода? Удары сверкающей лапы этой странной трудной добычи.
А потом приходится слизывать свою кровь. А она совсем не сладкая! И голоду она не нравится!
Волк научился уворачиваться от меча. И однажды всё-таки…
Тут мне стало совсем худо.
Да как вообще жить-то с этим?..
Дальек вручил мне вторую фляжку. Первая, оказывается, уже опустела.
– Со всеми бывает примерно одно и то же, – негромко сказал он. – Память волков – штука неприятная… Я-то знаю, нередко приходится их убивать. Но потом привыкнете. Просто, когда это случается не в первый раз, уже понимаешь, что это – не твои воспоминания, а чужая жизнь, ну… будто подсмотренная через дыру в заборе. Всё равно противно временами, конечно. Я вот как-то раз волка-людоеда убил, он детей таскал из селения…