Огненный дождь - стр. 70
Врубились.
Тысяча отборных дружинников-медведей, могучих и яростных, атаковала лавой, потому не смяла, а вобрала в себя вражеский отряд. И на каждого базиликанского клибанария оказалось по три-четыре гардара. В таких условиях продержаться долго, до подхода подмоги, могли бы только ветераны. Они-то как раз и удрали ещё до боя. Сопливых юниоров[63] резали как скот, почти без сопротивления. Пока из-за леса, равняя строй под аквиллум[64], не выдвинулись те самые сорок сотен пехоты – вернее, тридцать шесть. Шесть полных когорт из десяти – три пятых арифмы. И – два аспида, как базиликанцы именовали огнемёт на колёсах, жуткую машину, выжигающую всё на своём пути на двадцать-тридцать шагов.
– Атака! – услышал Лютень яростный рык Рудослава, и пять неполных сотен воинов-туров разом ринулись вперёд.
– Безмозглый дурень! – выругался князь. – Что там Ивещей?!
Ивещей выполнял приказ. Атаковал. В левое крыло, где стояла, кажется, только набранная когорта – вексиллум[65], знак когорты, был обычным, не золочёным и не серебряным. Впрочем, паники в рядах базиликанцев князь не заметил. Как и положено по Стратегикону, две передние центурии составили стену из скутумов, ощетинились копьями-гастами. А остальные встретили родянскую конницу шквалом пилумов в упор. Лютень сцепил зубы и закрыл глаза, чтобы не видеть как посыпались под этими копьями его люди и кони… Впрочем, уши он закрыть не мог.
2. Ярослав. Тысяча Ивещея. Сражение у Сальма. 28 день месяца Серпеня
Ярославова сотня, как и положено первой среди равных, во главе строя. Именно она попала под первую, самую густую тучу вражеских дротиков. Что обидно, особого вреда от них не было, но попадая в щит, они так оттягивали руки, что воины раскрывались. И уж тут в дело вступали многочисленные велиты[66] базиликанцев… Не прошло и пары мгновений, а за спиной у Ярослава и самого воеводы Ивещея, шедшего во главе, ряды поредели. Пока не сильно, но ведь самое главное препятствие – фаланга тяжёлых щитоносцев, гастатов-принципов. Хорошо вооружённые и защищённые от вражеского нападения, они способны были на долгое время стать непроходимой преградой для любого войска. А длинные копья, выдвинутые за линию щитов на три-пять локтей… М-да…
– Слава! – заорал Ярослав, вздымая над головой сулицу и почти в упор швыряя её в смазанное розовое пятно – чьё-то лицо. Попал, нет, он не видел – резко разворачивая коня, уходил из-под ответного удара, от острых рожнов копий…
Первая сотня метала сулицы и била из луков вся. И вторая. И третья – тоже… Четвёртую сотню вёл сотник Берсень, немолодой и свирепый воин. Его дружинники, сбив плотный клин, атаковали в лоб… как и было задумано с самого начала – в разреженный предыдущими сотнями центр фаланги, на копья и скутумы ещё живых, но уже усомнившихся в своей способности устоять.
Следом, подпирая сотню Берсеня, ринулись остальные шесть сотен. Им пришлось атаковать уже по трупам, по выбитым из сёдел, но ещё живым сородичам. Они прошли, и фаланга была взломана в единый час. Велитов частью потоптали конями, частью взяли в мечи… Дольше всех держались шесть десятков триариев, вставших вокруг вексиллума и отчаянно оборонявшихся. Этих выбивали стрелами, порядком опустошив тулы.
Два десятка базиликанцев ещё оставались живы, когда Ивещей скомандовал отход. Подчинились ему нехотя… А потом – хвалили предусмотрительного воеводу, который в последний момент вывел конницу из-под огненного дыхания «аспидов» и слитного удара двух отборных – под серебряными вексиллумами когорт.