Немного вбок. Рассказы - стр. 6
Ясен пень, он клюнул. Не испугался мягкой, с длинными розовыми пальчиками лапки Мадлен. Я бы на месте мнимой сестренки схватил его за руку, дернул на себя и приложил лобешником об коленку. Но она только тихо спросила:
– Что ты чувствуешь? Это рука чудовища?
Парень облизнул губы. Розовая ручка утонула в широкой лапе. Когда этот нежный пятипалый зверек в твоей ладони – соображаешь только в одном направлении.
– Миледи… вы не похожи на монстра, – сказал он. – Но что мне думать о вас, упавших с неба?
– Ну конечно, все это выглядит странно, – сказала Мадлен. – Дело в том, что…
И заговорила. Этот милый женский гипноз, после которого я сам готов был поверить, что мы – вовсе не мы, а кто-то лучше, чище и безобиднее, и Корвин, похоже, был готов поверить во многое, пока ромашкой пахнущая рука покоилась в его ладони…
Но тут к нам постучали.
Деликатное тук-тук. В окошко башни. Со стороны улицы.
Мы не успели ответить – мощный удар сокрушил хиленькую решетку. Да и зачем нужна крепкая на такой высоте?
Желтая когтистая лапа просунулась внутрь, за ней следом – обильная лохматая грива.
– Грифон. Тварь с Тверди, – сказал Корвин без всякого выражения.
Существо посмотрело на него. Прокаркало:
– Хочешь, я расскажу тебе сказку? – и оскалило пасть в подобии улыбки.
Наш смельчак, заглянув в янтарные, с поперечными зрачками, глаза, хлопнулся в обморок.
И вот тут тряхнуло как следует. Башня заходила ходуном и, кажется, собралась прилечь отдохнуть. Из потолочной кладки вылетел камень и приложил меня по плечу.
За дверью загремели шаги – наша стража ломанулась на выход.
И я их понимал.
– Ходу! – гаркнул Гриф.
Мадлен, чертыхаясь, тянула к окошку бесчувственную рыцарскую тушу:
– Мы не можем его здесь оставить! Его раздавит!
Гуманистка, несчастная. Бедный Гриф.
Хуже полета на грифоне может быть только полет на грифоне втроем. Особенно – когда на спину тебе навалилось обморочное тело в жесткой кирасе. А сзади его поддерживает девица, и ее острые ногти впиваются в твои плечи.
Хуже полета на грифоне втроем может быть только полет на раненном грифоне. Грифа подбили, когда он, тяжело ворочая крыльями, огибал крепостную стену. Башня, которую мы покинули, все еще определялась, рухнуть ей или нет, и пока стояла, накренившись. Естественно, половина города задрала вверх башки. Не заметить Грифа мог только распоследний разиня. А арбалеты на этой летающей помойке – любимая народная забава. Стрела саданула Грифа под крыло, и наш полет перешел в контролируемое падение.
Хотелось верить, что контролируемое.
Хуже полета втроем на раненном грифоне только сам Гриф. Я до сих пор жалею, что не мог записывать – за такой букет забористых ругательств, где помянуты все пророки, праматери и чертовы бабушки островитян мне бы, не глядя, поставили зачет по мифолингвистике.
Ветер свистел в ушах. Массив леса приближался под острым углом, рычание Грифа тонуло в хрусте веток. Красное марево луны мелькало сбоку.
Чвак! Неглубокое болотце сгодилось для посадочной полосы. Гриф тут же отполз в кусты разбираться с раной. Корвин от воды оклемался и сидел, таращась по сторонам. Пострадало только его достоинство – ряска поверх плаща и нити водорослей на бровях сделали из рыцаря болотного черта.
Полагаю, я выглядел не лучше. Зато содрал ненавистное жабо. Мадлен из леди превратилась в хорошенькую кикимору, но я счел за лучшее ей об этом не говорить. Пересчитать конечности, развести костер, если остались сухие спички, и дать старикану прийти в себя – лучшее, что я мог сейчас сделать.