Нелюбушка - стр. 32

Хлопот было много – я придумывала себе их порой на пустом месте, но, как выяснялось, всегда не зря. Я вставала с петухами и ложилась, когда загулявшие парни и девки переставали голосить песни за темной околицей. Я бегала, подбирая холщовые юбки – крестьянское платье я приказала вычистить и убрать, щеголеватая горничная княгини принесла мне кое-какие наряды, которые ей самой поднадоели. Мне на пижонство было откровенно плевать.

Имение у княгини было огромным, но в моем ведении находился пока только дом, хотя, как я понимала, недалек тот час, когда мое влияние распространится на все хозяйство. Софья удовлетворенно кивала, когда я, взмыленная, проносилась мимо нее, и кидала на меня многозначительные взгляды, когда мы вместе обедали или ужинали, а пару раз обмолвилась прямо – меня ждет место управляющей, если я и дальше буду так хороша.

Этого я опасалась – я не понимала ни черта, а должна бы. Любовь Платоновна выросла в деревне, а я с трудом заставляла себя не шарахаться от вольно разгуливающих по заднему двору гусей, будь они прокляты, и вздрагивала от внезапного мычания. О полях, посевах, уборке и хранении урожая я предпочитала не задумываться вообще.

Аннушка, когда я пришла за ней вместе с Мартыном Лукичом, спокойно спала, а Фекла пряла при свете лучины. Княгиня щедро отблагодарила старуху за заботу о моей дочери – ей перепали все пятнадцать яиц и живая курица, которую безжалостно поймал Мартын Лукич. Курице Фекла обрадовалась, яйца спрятала, Аннушку разбудила с досадой, ворча, что дали бы дитю поспать, она и так намаялась. Я взяла с Феклы слово, что если Агапка курицу за меня принесет, то это будет единственная украденная курица. Фекла обиделась, ткнула на княжеское подношение и объявила, что от Агапки курицу никакую не возьмет, ибо негоже на капище нести незаслуженное.

Я кивнула и постаралась не думать, что могла сама с этого капища не вернуться, и решила, что отношения Феклы с кем бы то ни было, будь то княгиня или какое-то божество, – не моя забота.

У меня было полно своих неотложных дел.

Софья вела образ жизни затворницы и сибаритки, никуда из имения не выезжала, спать ложилась с рассветом, вставала ближе к обеду, бывало, и после него. Днем она принимала редких просителей и посетителей, раздавала указания и заслуженные кары, ночью музицировала, писала картины или стихи, изредка вышивала – участь хозяйки крупного имения тяготила творческую натуру, и нетрудно было предположить, отчего Софья так мечтала переложить на меня управление. Сама она с наступлением темноты оживала, кочевала между огромной, ярко освещенной «студией» с мольбертами, кабинетом и музыкальным залом, в последнем случае не давая спать никому. С рассветом она отправлялась почивать, и ни одна картина, вышивка или альбом закончены так и не были, а после княжеских музыкальных экзерсисов с измученными бессонницей лицами ходил весь двор.

Дворня принималась за работу, едва вставало солнце, и первые несколько дней я считала, что моя новая хозяйка страдает обсессивно-компульсивным расстройством. Все должно быть вычищено, постирано, поглажено, расставлено точно на местах, как стояло до того, как это взяли протереть от несуществующей пыли, и это несмотря на то, что все было вычищено, вымыто, поглажено и протерто только вчера. Горничные девки вымеряли бы все с точностью до сантиметра, если бы знали, что это такое.