Нелюбушка - стр. 30
– Выйдите все, – негромко велела она мужикам. – И ты, Мартын, выйди. И дверь закрой.
Ее настрой не обещал ничего доброго. Дверь закрылась, и барыня обернулась ко мне.
– Боги нас хранящие, Любовь Платоновна, вы ли это? – проговорила она, всматриваясь без малейшего стеснения в мое разбитое лицо, я же как стояла, так и продолжала стоять истуканом. Какие счеты у барыни могли быть с Любовью Платоновной, кто знает. – Вы не помните меня? Я Софья Поречная…
Значит, Лукищево-Поречное называется так по фамилии помещицы, а не потому, что находится ближе к реке.
– Сейчас, правда, княгиня Убей-Муха, но то такая история… Любовь Платоновна, мы были представлены друг другу на балу у губернатора, мне было всего шестнадцать, я изменилась, верно, но ведь семь лет прошло! Конечно, вы меня не помните. Доходили слухи, что вы сгинули еще до смерти батюшки вашего… Почему вы в крестьянском платье? Что с вашим лицом?
Княгиня перестала тараторить, и так как мне особо нечего было ей рассказать, я пожала плечами:
– То такая история, ваше сиятельство…
– Полно! – обиделась княгиня, причем всерьез. Я передразнила ее и сама не могла сказать, случайно ли это вышло. – Любовь Платоновна, какое «сиятельство», просто Софья. Что стряслось, почему вы здесь? Вас мои мужики так?.. – и она, нахмурившись, указала на мою губу.
Может быть, это был намек от самого мироздания, но я решила не усугублять свое и без того шаткое положение откровенным враньем и оговором. Княгиня трещала без умолку, но казалась искренне обеспокоенной моей нелегкой судьбой.
– Это матушкина работа, Софья, – призналась я, и глаза княгини стали, как плошки. – Ей не понравилось, что я вышла замуж за многоженца и арестанта, родила от него ребенка, жду второго малыша, вот она и выразила свое недовольство. В результате мне пришлось уйти из родного дома и подумать, как дальше жить.
Княгиня села на стул, и спина ее была невыносимо прямая. Если бы я дополнила рассказ ураганом, обрушением гостинички, моей прошлой жизнью от А до Я, вряд ли бы она поразилась сильнее. Она озадаченно покусала ноготь на большом пальце, несколько раз вздохнула.
– Мартын сказал, что вас привел дед Семен, – вымолвила княгиня, не вынимая палец изо рта, и вид у нее был, конечно, не самый умный. – И что он без меня разобраться не может… в чем?
– Моей дочери нечего есть, и я наведалась в ваш курятник, Софья. Украла у вас пятнадцать яиц. Правда, я была убеждена, что это курятник в моем имении, но… за столько лет я подзабыла, что где находится. Степка меня застал и потребовал, – я покосилась на пребывающую в замешательстве княгиню, причем замешательство стало еще большим, чем было, но хоть палец покинул рот. Как с женщиной замужней, я могла говорить с ней прямо. – Потребовал близости, а за то обещал пять яиц. Дед Семен явился, с одной стороны, кстати, с другой – не очень… Как вы понимаете, милая Софья, вопрос, чем и как кормить дочь, для меня все еще актуален.
Я ее заморочила до крайней степени, бедняжку, подумала я. На некрасивом личике отразилась усиленная работа мысли, редкие брови сошлись на переносице, и княгиня стала похожа на увядшее яблочко.
– Мартын! Кликни Семена и Степку. А сам иди.
Она встала, сложила перед собой ручки в молитвенном жесте и оглядывала вошедших мужиков долго и пристально, словно забыла, кто перед ней, и я окончательно убедилась в ее невеликих умственных способностях.