Некромантка - стр. 16
– Вот теперь мне правда нравится на вас смотреть! – пропела она.
– Ведьма! – завопил кто-то из них. – Правду говорили!
Еда продолжала бесчинствовать, матушка окаменела, Шурочка вдохновенно водила руками в воздухе, снова дирижируя невидимым оркестром. Да! Вот так! Это вам не вышивать подушки! В этот раз точно можно не церемониться: хрупких барышень за столом нет, так что рассудка никто от зрелища не лишится, максимум испортит брюки! Гости вопили, пытаясь отбиться от злобного ужина; наконец вскочили, ломанулись из столовой в холл, и только тогда отмершая матушка схватила Шуру за руки, встряхнула, заставила остановиться и отчаянно закричала Востриковым вслед:
– Нет, нет! Это у нее… нервы! Возраст! Она замужем сразу исправится, а уж как родит!
У Шурочки была прекрасная осанка, но ясно ведь: исправить ее могла только могила. И даже это, учитывая ее феноменальные таланты, не точно. Возможно, это она исправит всех, кто окажется в земле по соседству. Как минимум соберет себе веселую компанию.
– Никогда, – тихо сказала она.
Гости сбежали. Захлопнулась дверь. Два высоких силуэта мелькнули за окном, пропали – и вот тогда пришло время расплаты. Шурочка, снова опустошенная, уставшая, без искорок, избежать ее даже не пыталась. Зачем? Прямо сейчас она окончательно кое-что поняла, и это «кое-что» помогло ей удержаться на плаву.
Да, всю жизнь у них с матушкой была целая одна объединяющая вещь – желание жить краше, ярче, веселее, чем они сейчас живут. Вот только матушкино «краше», судя по этим смотринам, было Шурочкиным кошмаром. И она не собиралась приносить такие жертвы. Как там сказал Востриков, который отец? Случка?
Ну нет, что будет случаться в ее жизни, решит только она сама.
– Ну все! – И снова бедное ухо заныло, выступили слезы на глазах, но Шура стиснула зубы: больше никаких «Прости» и никаких честных глаз. – Кончились шутки! – Ее тащили по лестнице, она спотыкалась и кусала губы. У двери в спальню матушка остановилась, развернула ее к себе, сжала плечи, заглянула в лицо. – Не хочешь становиться приличным человеком – не надо! Плевать на нашу семью, на свою девичью честь? Пожалуйста! Вот только я ни у кого больше ползать в ногах, прося за тебя прощения, не стану. Знаешь, где тебе, нахалка, самое место?
«В гробу» – вот что Шурочка все-таки не хотела, всем сердцем не хотела услышать.
Не потому, что боялась гробов, а потому, что… потому, что это матушка.
– Какой он – этот твой «приличный человек»? – тихонько, хрипло спросила она. Не могла ведь вся вот эта «приличность» сводиться к трем вещам: не поднимать покойников, зарабатывать много денег и вышивать подушки. – Вдруг когда-нибудь дорасту…
– Покорный, – ответили ей. – Тихий. Благонравный. Старших слушающий.
– А его самого кто-нибудь слушать будет? – Шурочка всмотрелась ей в лицо.
Матушка не ответила.
– Поедешь в монастырь, – только и бросила она, распахнула дверь, втолкнула Шурочку в комнату. – Может, выбьют из тебя всю эту дрянь.
В монастырь?..
Щелкнул замок, прогремели и удалились сердитые шаги. Шурочка задумчиво посмотрела на дотлевающие угольки в камине – только они разбавляли сумрак. Прошла вперед, села прямо в уютное пятно ярко-оранжевого света, взяла щипцы и прижала к груди, словно любимую зверушку.
В монастырь…
Но пощечина так и не обожгла лицо, ну а ухо… ухо – это ерунда. Ладно. Надо попробовать. Там хотя бы не будут пытаться выдать замуж, и подушек там, скорее всего, нет. И газетчики перестанут шастать вокруг. Ну а если станет совсем тоскливо…