Некромантка - стр. 17

Как-нибудь спасется. Сама. Потому что рассчитывать не на кого.

«В монастырь?! Такой-то самородок?! Выезжаю!»

Знала бы Шурочка, что ее спаситель, у которого с «приличными людьми» тоже не все так просто, уже спешит на помощь из самого Петербурга.

Ветер трепал волосы, по двору кружились маленькие вихри золотых и оранжевых листьев, а утки требовательно крякали. Шурочка в их возгласах ясно различала: «Дай еще! Дай!» – и послушно обрывала хрусткие капустные листы с кочана, кидала в жухлую траву у пруда. Пухлые неповоротливые бежево-коричневые птицы толкались у ног, уплетали угощение – и продолжали выпрашивать больше. Возможно, надеялись и на что-то посытнее, например, на вредный и потому не положенный им хлеб. Но у Шурочки все равно была только капуста.

Капуста в замерзших руках и бесконечная тоска на сердце.

– Давайте, давайте, ешьте, – проворчала она. – А то воскрешу кого-нибудь, кто вас съест!

День не задался с утра: спозаранку поволокли на очередную «душеспасительную» молитву, на завтрак накормили ужасной пересоленной перловкой, волосы по-человечески завить не дали. Хотя в общем не задался ни один день с момента, как она сюда угодила. А чего она ожидала?

Порой все-таки вертелась в голове мысль: может, стоило хоть иногда прикидываться «приличным человеком», вот тем самым, из бесконечных матушкиных жалоб? Может, стоило быть посерьезнее? Она ведь… она, дура, шутя свои шуточки, и подумать не могла, что ее правда накажут, всерьез ушлют в забытый монастырь в глухих лесах. Она зла-то никому не хотела, только чуточку нескучности. Ух, матушка! Матушка… предательница! Шурочка все же до последнего надеялась: это так, воспитательно-пугательное мероприятие. Надеялась, когда сажали в карету со скромным чемоданчиком вещей. Надеялась, пока везли по становящимся все ухабистее дорогам. Надеялась первый, второй, третий, четвертый день в тесной келье. Но прошло уже полмесяца, а матушка так ее и не забрала. Интересно, скучала хоть или наоборот выдохнула? Как будто второе: даже и письма ни одного не прислала.

Самая толстая и наглая утка потянула за подол платья. Шурочка бросила ей еще капусты, а потом задумчиво уставилась на идущую легкой лазурно-серой рябью гладь пруда. Утки были и там – плавали стайкой, да так ладно, красиво, важно. Удивительно: какими смешными кособочками они кажутся, едва ступят на траву, и как уверенно чувствуют себя там, в своей стихии. Шурочка шмыгнула носом – и кажется, даже в глазах чуть-чуть защипало.

Где, где, где ее стихия? Точно не в монастыре. И не дома с матушкой. Может, среди мертвецов? Да нет, вряд ли, с ними толком и не поговоришь.

Как всегда, она упрямо попыталась взбодриться: тряхнула головой, растянула губы в улыбке. Могло ведь быть и хуже, сама по себе жизнь здесь оказалась не так и плоха: не бьют, дают есть, спину гнуть не заставляют. Из дел – разве что убираться, мести двор, иногда стряпать с сестрами – еду для самого монастыря и что-нибудь для бедных в захудалой близлежащей деревне Малые Грузди, те же пироги печь. Шить, вышивать и вязать не заставляют, а иначе несдобровать бы Шурочке, чей единственный рукодельный талант – творить себе и другим великолепные локоны. Да… все не настолько ужасно. Постель и крыша есть, женихи и уроки французского отсутствуют, щипцы не отобрали. Не нужно держать лицо и спину. Вокруг бескрайнее небо, золотисто-рыжие березы, почетный караул изумрудно-мрачных елей за монастырской стеной – и никаких болот! Болота были Шурочкиным кошмаром. Болота и еще тайга, владения жестокой и легендарной Тюремной Чародейки. Ну, той, которой матушка пугала.