Некромантка - стр. 18
Матушка… нет, хватит сюсюканий! Мать. О чем ни начинала думать Шурочка – спотыкалась об нее, как об огромный валун, падала и расшибала коленки. Не обижалась, нет, давно уже. Скорее сердилась, недоумевала – и бодалась с правдой как могла.
Может, Шурочка начиталась каких-то не тех книг, может, насмотрелась не на тех матерей, но почему-то все время в голове крутилось: «Родные должны любить тебя целиком». То есть и с большим носом, и с горбом, и с чародейством. И поначалу-то казалось: ее тоже, как могут, любят.
В конце концов, если бы не любили, отправили бы в угрюмое захолустье «лечиться» и «очищаться» еще когда это началось. Поводов-то достаточно было, утки, например. Не эти, конечно, которых сестры обожают и раскармливают. Другая история, Шурочке тогда и восьми лет не исполнилось, и поехали они с матушкой на Рождество в загородное поместье к старым каким-то папенькиным друзьям. А там – охота. Славная, по словам толстопузого усатого хозяина – как же его фамилия? – охота, с которой «на радость гостям» он привез сразу много убитой дичи. Шурочка и сейчас помнила – связку переливающихся красивых уток с безжизненно обмякшими шейками, пушистую черно-бурую лисицу, чей мех под пальцами еще не остыл, кабана, умершего с безумным выражением ярости на морде… Маленькой Шурочке совсем не хотелось есть дичь и не нравилась капающая на кухонный пол кровь. Она прокралась туда вперед прислуги, прошлась вдоль стола, где разложили добычу, сердито подумала: «Нечестно! Нечестно! Они же жить должны! А нам и так есть что есть», – и произошло то, что произошло. Один за другим звери и птицы ожили. Мертвые утки поднялись на крыло и заметались по кухне, разбрызгивая кровь. Лисица и кабан ринулись в гостиную, пугать хозяйскую семью и всех прочих гостей. Шурочка выскочила следом, но сделать ничего уже не могла, да и не так чтобы хотела. Ей было одновременно страшно – особенно когда лисица прыгнула на хозяина – и весело, нет, не так, скорее, ей все это казалось вполне справедливым: она правда не понимала, зачем зверей убивать, да еще столько, когда можно просто поесть рыбы, телятины или курицы! Ох, какой был крик. Ох, какой скандал! Но она так и не жалела, вот ни капельки не жалела, и даже матушка ее, кстати, особенно не ругала, поняла. Увозя домой, грустно спросила: «Жалко было зверушек?» Шурочка кивнула, а матушка только повздыхала: «Ну… вот тебе и рождественские чудеса».
Да… тогда матушка была терпимее – может, потому, что не отболело по папеньке, а может, потому, что не кончились в семье деньги. Еще когда все началось, утешая, пояснила, что есть на свете необычные люди – чародеи, – которые разное умеют, и ей, Шурочке, не стоит переживать, и никому ее в обиду не дадут: да, иногда ужасы всякие выходят и несуразицы, но ведь не может это быть единственный ее дар? Скоро проснется что-то еще, полезное, правильное, нормальное. Проснется? Не проснулось. Годы шли, а Шурочка делала одно и то же. Соседей больше не пугала, мертвых людей не трогала, но с мухами, лягушками, кошками – шутила. И дерзко надеялась, что однажды взаправду кого-то именно оживит, а не поднимет. Если хорошо стараться.
Может, это – ее якобы нежелание нормально колдовать – мать со временем и озлобило? Может, мать думала, что дары чародеев как груши, на деревьях растут и ты в любой момент можешь просто руку протянуть и другой сорвать? И вот она поняла: это так не работает. Или дочь у нее дурная, ленивая, бесталанная. Тогда… тогда чего о матери переживать? Не стоит она того, чтобы постоянно спотыкаться. И оглядываться не надо. И злиться. Хватит. Хватит. Хватит!