Небо над Патриаршими. Высший пилотаж - стр. 16

Но он значил. Значил многое. И гораздо больше, чем мог себе предположить…

– Не имеет значения, какими ресурсами мы на сегодняшний день располагаем. Имеет – каким образом мы их используем, – с наставническим видом вещал Анатолий Петрович в телефон, когда Алексей переступил порог его кабинета.

Симонов жестом призвал его пройти и отключил вызов, небрежно кинув трубку на стол.

– Чем мы действительно располагаем, так это тем, что погода сегодня дрянная. Нелетная, – буркнул Алексей, с раздражением усаживаясь в кресле напротив.

– Кофе хотите?– услужливо спросил Анатолий Петрович.

– Спать хочу, – отмахнулся он. – Буду краток и по делу.

– Максимально, – с ядовитой услужливостью согласился Симонов. – Но прежде чем начать, сразу оговариваю условия – ты дослушаешь меня до конца, в какой бы момент ни захотел прервать, послать куда подальше или даже дать в морду.

– Продолжайте, – буркнул Алексей снова, не меняя положения, лишь правая бровь его едва уловимо поползла вверх.

– Рад, что ты меня правильно понял, – продолжил Анатолий.

– Петрович, я вообще еще ни черта не понял, а ты со своими прелюдиями еще больше все усугубляешь, – с нескрываемым раздражением бросил Алексей. – Выкладывай, что там? Для чего вызвали?

Симонов демонстративно переложил бумаги на столе, сделал пометки в блокноте и посмотрел в окно. Он всегда так делал, когда игрался с тягомотными паузами в попытке усилить тем самым значимость собственной наружности. А наружность Анатолия Петровича Симонова была самая, что ни на есть скромная. Неяркая. Был он невысок и коренаст, но во всем его существе чувствовалась некая необузданная порывистая сила. Массивные скулы, высокий пронизанный бороздами горизонтальных морщин лоб с окантовкой ровной линией роста волос, широкие брови густо нависающие над большими выпученными глазами. Губы нервные тонкие и немного несимметричные, – правый угол рта приходился чуть выше левого. И вся прелесть его некрасивого в сущности лица приходилась именно на эти губы – его улыбку. Когда Симонов громко и от души смеялся, глаза его становились добрыми и веселыми, и все лицо делалось привлекательным. Но искренний смех его случался крайне редко, все больше слащавое хихиканье.