(Не)настоящая мать - стр. 5

Вырвался. Обманул сам себя. Молодец.

Конфликт нарастал.

Лиза то молчала, то взрывалась.

– Ты влюблён в неё? – спросила она однажды ночью.

– Что? Нет!

– Тогда почему ты проводишь с ней больше времени, чем со мной?

– Лиз, это просто работа.

– Работа? – она засмеялась. – Ты даже не понимаешь, как ты звучишь, когда говоришь о ней.

Никита сжал кулаки.

– И Лиза про звуки? Хорошо. Давай решим это.

– Как?

–Уедем. На две недели. Только мы, – это только что неожиданно прилетело в голову. Куда-то сбежать от этого наваждения, которое спутает всю жизнь и не приведёт ни к чему хорошему, даже просто потому, что Лиза останется несчастной. Она этого не заслуживает.

Лиза замерла.

– Куда?

– В Мексику, – ткнул пальцем в воображаемый глобус Никита.

Она смотрела на него, будто проверяя, не шутит ли он.

– Ты серьёзно?

– Да. Без телефонов. Без работы. Без… всего.

Лиза медленно кивнула. Ей понравилась идея.

– Хорошо. Запускаем, – сказал так, как будто дал добро на новый проект на работе.

На следующий день Никита заехал к Кристине, чтобы предупредить, что будет в отъезде. Хороший как бы нейтральный повод, не вызывающий особых неправильных мыслей. Можно было бы сообщить об этом по телефону, ну, что уж там.

– Мексика? – она подняла брови, – Круто.

Он заметил лёгкое разочарование, её как будто это неприятно кольнуло.

– Да… Нам нужно…

– Выдохнуть, – закончила за него Кристина, – и успокоиться. Там очень интересно.

Он кивнул.

Она не спросила, куда точно в Мексику, как будто Мексика – это маленький городок, где всё под рукой и спрашивать не о чем.

– Ты записываешь каждое моё слово, да? – попытался пошутить.

– Только важное, – она улыбнулась.

И почему-то в этот момент он почувствовал лёгкую грусть.

Но это уже не имело значения.

После завтра они улетали.

И, возможно, это был их последний шанс. Его и Лизы.

Кристина выросла в холодном питерском дворе. Кто был в Питере, тот знает, что такое двор-колодец в центральной части города. Пространство, закрытое с четырёх сторон стенами домов с отсыревшей и облупившейся от времени штукатуркой. Иногда там растёт небольшое деревце и почти всегда есть мох. Из окон квартир в ясную погоду, что бывает не так часто, видно небо и, соответственно, жёлто-серая стена.

Зато в квартире бабушки и дедушки, где жила Кристина, были огромные подоконники, и она часто сидела на одном из них с книжкой или планшетом. Остальные подоконники были заняты растениями: фикусами, агавами, пальмами.

Её дед и бабка – мастера спорта по фигурному катанию – с детства ставили её на коньки, но кто ж знал, что девчонка вырастет до метра семидесяти семи в пятнадцать-то лет. Всё потому, что отца Кристины никто в глаза не видел, а он, по всей видимости, был немаленького роста. Больше не в кого. Так что королевой льда любимая внучка не стала.

Ещё она ходила в музыкальную школу учиться играть на фортепиано. Но тоже без особого успеха – на прорыв рассчитывать не приходилось. Дед и бабка всё равно старались привить ей как можно больше понимания красоты. В Питере красота сама пристаёт и впечатывается в мозги, но если ещё ходить на курсы и лекции в разные музеи, то начинает проявляться вкус, практически у всех. Питерские – особенные в этом отношении. Говорят, ещё парижане такие.

Кристина не знала не только своего отца, но и мать. Когда ей было четыре, мать уехала в Норвегию работать горничной. Обещала вернуться через год. Не вернулась. Почему она поехала на такую работу, дед с бабкой недоумевали. Тамара была с высшим образованием, могла бы устроиться и дома, но её тянуло в какие-то неизведанные дали в погоне за своим призрачным счастьем. Сначала она писала, потом перестала.