(Не) бывшие. Я отменяю развод - стр. 3
– Добромира, – Гордей опасно щурится.
– И не нужно так смотреть. Я подаю на развод.
Хватка стальных пальцев на моём запястье.
Рывок – и спина врезается в холодную стену. Из лёгких вышибает воздух.
– Слушай и запоминай, – шепчет в упор. – Твоё место здесь. Со мной.
– Пусти!
– Тихо. – Вторая его ладонь ложится на мою шею, сжимает не больно, но так, чтоб вспомнила, кто здесь решает. Большой палец с притворной лаской гладит линию челюсти. – Пока ты носишь мою фамилию, ты принадлежишь мне. Точка. Говори что угодно, но развод я не подпишу.
– Мне не нужно твоё согласие, чтобы подать заявление.
– Я куплю каждого судью в этой стране. – Тяжёлый взгляд буравит меня до мяса. – Ты пришита ко мне намертво.
Губы его накрывают мои резко, почти жестоко. Гордей не просит, он просто берёт. Поцелуй жёсткий, собственнический. Язык вторгается, требуя покорности. И в унизительной ярости я чувствую, как тело сдаётся. От запястья к горлу пробегает горячий ток. Я ненавижу себя за эту вспышку, за то, что кровь по венам бежит быстрее, словно всё моё тело жаждет именно такой боли, таких чувств.
Я дергаюсь, но Гордей ловит другую мою руку, зажимает обе над головой. Близко, яростно. Дыхание обжигает губы.
Минуту назад ненависть билась в груди, а сейчас там сердце скачет, глупое и безрассудное.
Вкус холодной стали превращается в жар, от которого кружится голова.
Отрывается он так же резко.
Отступает, но лишь ровно настолько, чтобы хорошо видеть моё лицо и убедиться, что поцелуй возымел нужный эффект.
А он, чёрт возьми, возымел…
Я глотаю воздух, сжимая зубы, чтобы скрыть, как раскалённо гудит внутри каждая жилка. Отвожу взгляд в сторону, но Гордей держит мой подбородок пальцами.
– Посмотри на меня, Добромира.
– Зачем? Чтобы увидеть отражение своей ничтожности в твоих глазах?
– Хватит бегать за признанием. Тебе нужна правда? Вот тебе правда. Мне плевать на слова о любви. Но я не отпущу тебя никогда. Развода не будет. Ни завтра, ни через год. Понадобится охрана – поставлю охрану. Попробуешь сбежать – найду и верну.
– Ненавижу тебя.
– Нет. Ты любишь меня. И в этом, золотко, моё огромное преимущество.
– Но это несправедливо. Ты видишь во мне лишь функцию, – слёзы снова обжигают щеки. – Моё тело не твой актив.
Гордей прижимает ладонь к моему животу через тонкую ткань платья. Осторожно и нежно.
– Скоро там будет мой наследник. Он останется под моей фамилией, под моей крышей. И ты вместе с ним.
– Не превращай малыша в заложника! Я не позволю тебе торговать нашей жизнью.
– Я не торгую. Я закрепляю. Семья – это сила. Ты дашь мне силу, я защищу семью. Только так.
Из груди рвётся протест, но с губ не срывается ни звука.
С медлительной осторожностью Гордей расслабляет хватку на втором запястье, прижимает ладонь к моей щеке, будто проверяет, горит ли кожа.
– Мира, ты принадлежишь мне. Тебе придётся с этим смириться.
Кожа пульсирует там, где только что были его пальцы.
Гордей делает шаг назад и поднимает с пола платье. С показательной аккуратностью вешает его на плечики и отправляет в гардеробную.
Чуть вздёргивает бровь, как бы поясняя, что его знаки я должна прочитать без слов.
И я читаю.
– Через полчаса жду тебя на ужин. – Поджимает коротко губы. – Без спектаклей и резких движений, Добромира. Надеюсь, мы договорились.
Дверь хлопает.