Наследники скорби - стр. 35
У пятой от окраины избы крефф спешился. Лесана удивилась: дом был хоть и добротный, но не самый богатый. Знать, не старостин. Отчего же они тут остановились? За забором разразилась истошным лаем сидящая на цепи псица. Клесх наклонился, пошарил под воротами, сдвинул щеколду. Широкая створка поползла в сторону.
Собака, до того мига рвавшаяся с привязи, увидела чужака и вдруг заплясала на задних лапах, подметая хвостом сырую землю, заскулила жалобно, умоляюще.
На лай и повизгивание сторожа распахнулась дверь избы. На пороге появилась женщина в наспех накинутой на плечи свитке. Хозяйка была всего вёсен на семь постарше Лесаны, но какая пригожая… Косы тёмные, глаза жгучие, сама стройная, словно берёзка.
Женщина всплеснула руками и со всех ног бросилась к приезжим, повисла на шее Клесха.
– Приехал! Приехал! – повторяла красавица, осыпая лицо креффа лихорадочными поцелуями. – Приехал! То-то мне уж которую ночь снится, будто сорока к нам в избу залетает… Что ж так долго-то ныне?
Она уткнулась лбом в плечо обережника, продолжая крепко обнимать.
А Лесана стояла в двух шагах от них, держа в поводу лошадей, и силилась протолкнуть в грудь внезапно застрявший в глотке воздух. Девушку охватило глухое оцепенение. Она смотрела и не верила тому, что видит.
Следом за женщиной во двор вышла девочка, очень похожая на хозяйку дома, с недетски строгим лицом. А потом, на бегу подтягивая холщовые порты, на крыльцо выскочил мальчонок. И лишь полный слепец не заметил бы сходства между отцом и сыном. Лесана слепой не была. Она смотрела на то, как женщина и мальчонок виснут на её наставнике, а земля под ногами раскачивалась. Девочка тоже приблизилась к приезжему, но обняла скупо, больше по обычаю, чем от души. И стала в стороне.
– Идём, идём в дом. – Женщина ласково потянула Клесха за локоть. – Совсем вымок. А я ведь пирогов утром напекла, как знала.
Он улыбался. Ему явно нравилось подчиняться её заботливому напору. Послушно следуя за хозяйкой, крефф повернулся к выученице.
– Идём. Что встала? Эльхит, коней расседлай. – Он потрепал жмущегося к нему мальчишку по пепельной макушке.
Послушница шла следом, чувствуя себя оглушённой, растерянной. Обманутой.
Изба внутри оказалась небольшой, но уютной. Вымокшее, закоченевшее тело с порога обняло ласковое тепло. В горнице пахло пирогами и наваристыми щами. Здесь было чисто и красиво: пёстрые половики на полу, вышитые умелыми руками тканки на лавках, расписная утварь на полках вдоль стен, стол, накрытый бра́ной[22] скатертью, с большим блюдом румяных сдобных пирогов.
Крефф привычным движением отстегнул перевязь и повесил меч на стену, где нарочно для этого был вбит гвоздь. Разуваясь, Лесана чувствовала себя чужой и ненужной. В душе всколыхнулась злая горечь на наставника, который всё это время учил её никого не любить и ни к кому не привязываться, а сам жил иначе.
Ложь. Всё ложь. От первого до последнего слова. А она-то, дура, начала считать Цитадель домом и почти приняла её жестокую правду!
– Проходи, проходи, милая! – Вдруг спохватилась и повернулась к гостье хлопочущая у стола хозяйка. – Вот ведь я на радостях-то последнее ве́жество растеряла. Снимай одёжу, я тебе чистое дам. А эту брось вон в сени, нынче постираю. Бросай, бросай…
Она говорила весело, оживлённо, и послушница против воли залюбовалась её пригожим и безмятежно счастливым лицом. Лесана давно, очень давно не видела таких радостных, будто источающих свет лиц. Внезапно девушке стало стыдно за свои злые мысли, за досаду. Эта красивая женщина была такой ласковой, такой приветливой, что стало возможным понять Клесха, который, как всякий бездомо́вый мужик, искал теплоты и заботы.