Наследники скорби - стр. 34
Вот тогда решила Майрико: хватит! Хватит рвать себе душу. Как калёным железом нужно выжечь эту глупую любовь. Выжечь объятьями другого. И когда ночью к ней постучался Руста, она отворила… Да только под жадными ласками лежала как неживая. Стылая. Словно окоченевшая. И кровь в жилах не закипала, как закипала, стоило только Клесху прикоснуться. Молодой целитель почувствовал это. Выругался и зло выдохнул:
– Покойницу любить и то, поди, приятнее!
Скатившись с лавки, Руста вздел порты, подхватил рубаху и вышел.
А Майрико лишь под утро вышла из оцепенения. И много вёсен корила себя за то, что позволила злости взять верх над сердцем.
Горькой была её доля. Клесх, как гниль, отрубил от себя бывшую любовь. Не замечал. Не тосковал. Не сожалел. Когда он, спустя столько вёсен, вдруг обнял её, показалось: сердце от счастья остановится! Но ушатом ледяной воды обрушилось: «Я больше не могу тебе доверять».
Ответить было нечего. Вина её велика. Но ведь сказал однажды, что любит! Своей назвал!
Одним махом целительница сгребла туески и глиняные горшочки обратно в перемётную суму. А может, стоило швырнуть прямо в огонь? Для кого ей прихорашиваться? Нет у неё другого и не будет. А тот, что рядом… Любить его – мука великая. Только ведь без муки этой и жизни нет. Обережница судорожно вздохнула и прикрыла глаза.
И всё одно жила в её душе глупая надежда, что однажды Клесх простит. Совсем простит. Не сможет не простить. Она вымолит прощение! Пусть хоть всю жизнь виноватиться придётся… Нет и никогда не было гордости у девушек из Почепков. А мужчина у каждой из них один и до смерти. Всегда так было. И не потому, что Благии эдак завещали, а потому, что коли любишь кого-то всем сердцем, то для иных места в нём нет и не будет.
Глава 7
Это случилось три весны назад.
Стояла промозглая осень. Серые тучи словно зацепились за макушки сосен, да так и остались висеть, исходя нудным дождём. Клесх и Лесана были в пути уже несколько дней. За это время они безнадёжно вымокли, устали и извелись от гадкой погоды. Послушница тряслась в седле и мечтала только об одном – оказаться не среди чащи, а под крышей жилища. Пускай ненадолго, пускай без бани, только бы в четырёх стенах, где не сыплются на голову и за шиворот дождевые капли, а под ногами нет этой раскисшей скользкой земли с бесцветной поникшей травой.
Холодно. Да ещё ветер поднялся. С конской гривы скатывалась вода, крутые лошадиные бока подрагивали, будто от озноба. Ух, как ненавидела в этот миг выученица свою злую долю! А пуще прочего – наставника, который был словно из камня вытесанный. Не зябнет он, что ли?
Лесана ехала и злилась. Хоть бы на привал остановился: у костра покоптиться да горячего поесть. Нет же: едет, будто Встрешник гонит клятого!
Пока она молчаливо негодовала, Клесх уверенно правил вперёд. Они ехали и ехали, и казалось, будто дороге через чащу не будет конца. Но вот глухой лес сменился прозрачным березняком, за белыми стволами которого показался высокий частокол из ладных брёвен. Весь!
Девушка нетерпеливо поёрзала в седле. Нешто сбудется её мечта и нынешнюю ночь повезёт провести в тепле: напариться в бане, обсушиться, постирать одёжу, выспаться?
Ворота крохотной веси, которая и насчитывала-то не более дюжины дворов, ещё были открыты, и странники беспрепятственно двинулись вдоль пустынной улицы.