Наследники скорби - стр. 27
Она приехала в последнюю почепскую весь после полудня, злая как упырь. Почти седмицу потратила впусте. По её приезде всех не сговорённых девок прятали, словно и в помине их не было. Приходилось колдунье идти на угрозы. Лишь после этого выводили из клетей да погребов дочерей, укутанных в глухие покровы. А отцы и братья с такой лютой злобой смотрели на посланницу Цитадели, что тянулись руки упокоить каждого. Ведь от души почепские не понимали – на что девок глупых смотреть? Какой ещё дар в бабах! Эдак и скотину крефф попросит показать: ну как в ней тоже колдовская искра теплится.
Эти «смотрины» вымотали Бьерге всю душу, а потому в последнюю почепскую весь она приехала раздосадованная и сердитая.
Спешившись у дома старосты, наузница привязала коня и вошла во двор.
– Мира в дому, Одиней.
– Мира, – отозвался худощавый, желчного вида мужик, что вышел на звук открываемых ворот. – Чай опять детей наших в срам вводить приехала?
– Приехала я выучей искать, – обрубила колдунья. – Потому собирай всех. Глядеть буду.
Староста дёрнул уголком рта. Хотел было возразить, но в этот миг хлопнула дверь хлева. Во двор вышла тоненькая невысокая девушка, упрятанная едва не до пят под плотное покрывало. Только глаза и видны, да и те опущены долу, а голова склонена так низко, словно её обладательница живёт под гнётом жестокой вины. Ещё бы не вина – девкой уродилась!
Кто там скрывался под покровом, Бьерга не знала. Диво, что дурёха на улицу при чужинке сунулась. Видать, убирала за скотиной и не слышала, как странница приехала. А ещё дивнее, что горел в вышедшей дар. Чистый и яркий, как солнечный луч.
– Кто это? – Колдунья кивнула на замершую в растерянности девку.
– Дочь моя средняя. – Староста сощурился. – Аль понравилась?
Бьерга кивнула.
– Скажи жене, чтоб кузов ей собрала да еды в дорогу. Через оборот тронемся. Я её забираю. Осенённая она. А пока других созывай, погляжу.
Мужик опешил.
– Ты… – яростно выдохнул он, но опамятовался, взял себя в руки и продолжил спокойнее: – Майрико не отдам. Выучей ищешь, так парней гляди. Девку не пущу.
– Она сговорённая? Или мужняя? – Колдунья буравила собеседника взглядом тёмных глаз.
Староста сызнова дёрнул уголком рта. Явно собрался обмануть, но сам себя осадил, понимал: креффа не проведёшь.
– Нет, – только и ответил, а потом прибавил: – Но всё одно из дома отчего за порог не пущу. Нет на то моей воли.
– Ты не забылся ли, Одиней? – вкрадчиво спросила стоящая напротив беззаконная баба. – Воля тут одна. Моя! Собирай девке заплечник. Не гневи Благиев своих. Не то ведь донесу в Цитадель, что почепские отказали крепости. К вам тогда ни колдун, ни целитель, ни ратоборец не приедут. Не будет тебе ни круга обережного, ни буевища спокойного.
– Не стращай! – возвысил голос собеседник.
Виданное ли дело, чтобы его – мужика! – баба срамила при родной дочери.
– А ты в избу пшла! – шикнул он на замершую, окаменевшую от ужаса девушку, и та метнулась в дом.
Одиней повернулся к наузнице.
– Среди парней ищи. А она девка. Её дело – детей рожать, щи варить да мужа почитать! А ты хочешь над ней непотребство учинить? Покров сдёрнуть, косы отмахнуть да порты вздеть? – Он сплюнул под ноги. – К мужикам увезти хочешь? Чтоб всякая собака лик её видела? Не бывать такому! Дочь на позорище не отдам! У меня их ещё две да сыновей трое. Какой дом их примет опосля срама этакого? И думать забудь! Парня любого бери, а про Майрико не вспоминай даже. Я её лучше удавлю собственными руками, чем позволю род опоганить.