Наследники скорби - стр. 23
– Видать, торопился…
Лесана почувствовала, как горло сжалось от тоски. Смертельно захотелось увидеть хоть Велеша, хоть кого другого из былых соучеников. Только бы не эти рожи! Кого угодно из Цитадели, кто примет в ней равную, а не девку, ряженую к собственному бесчестью парнем.
Сельчане неторопливо ели. Разговоры тянулись своим чередом. Вот только Лесане беседовать было не с кем и не о чем. Мужики чурались с ней говорить, опасались глупость перед девкой явить. Мать неловко краснела и, по всему судя, боялась, что дочь встрянет в беседу старших. Подружки все мужние уже: кто на сносях, кто ребятёнка на руках тетёшкает. О чём с ними говорить? Они ей про болячки детские, про труды домашние, а она им про что? И почему она, глупая, думала, будто вернётся в весь и всё будет – по-прежнему? Не будет.
Заставила Неруна застолье собрать. Думала оказать тем честь отцу да матери: пусть Невежь глядит с уважением, почётом окружит. А оно вон как вышло. Вроде и в чести родителям не отказывают, да только на этакую дочь глядя, глаза стыдливо отводят.
От острой досады захотелось сей же миг встать и уйти. Но как уйдёшь с пира, в твою же честь и по твоему же требованию справленного? Сиди, дурища, и на ус мотай: прежде чем делать, думать надо.
Из тоскливых дум девушку вырвал пьяный голос осмелевшего Мируты:
– А скажи-ка, Лесанка, с чего вы, чароплёты, такие деньжищи с нас дерёте?
– Я не чароплёт, я вой, – сухо ответила она. – Но соберись ты обозом – втридорога возьму.
– Это за что же? – Собеседник подался вперёд, устремив на неё взгляд помутневших глаз.
– За жизнь, – просто ответила обережница и так посмотрела на несостоявшегося жениха, что тот осел обратно на лавку.
От выходки Мируты на душе стало ещё паскуднее. Лесана вспомнила, как накануне собственными руками обескровила Цитадель. Затворила брату дар. Пожалела. Не столько его, сколько отца с матерью. Пусть им в старости подмогой и опорой будет. Девки-то из дома упорхнут, как птицы, – и поминай как звали. А парень жену приведёт, детей народят. Не прервётся род Остриковых.
– Да ты хоть силу нам свою явить можешь? – Мирута никак не желал уняться. – За кою деньги дерёте? А?
Захмелевший Нерунович и сам не понимал, кто его за язык дёрнул. Как прознал надысь, что не сосватанная невеста воротилась в весь, так и не находил себе места. Маетно сделалось. Вроде и не виноват перед ней ни в чём, а отчего-то совестно. Вечером до темноты хотел сходить на двор к Юрдону, да жена не пустила. Завыла глупая баба, упала в ноги. Всех переполошила, дура. Так и не сходил. Сегодня же, едва увидел Лесанку, обмер. Хвала Хранителям, что не сговорил в своё время. Как с такой жить-то? Срамота.
С пьяных глаз забыл он, что сговорённых креффы в Цитадель не забирают. Да и точила сердце глухая злоба, что забылась Лесана свет Юрдоновна. Зазналась. Раньше-то её род в веси чуть не самый захудалый был, а ныне так себя поставила, будто все ей в пояс кланяться должны да поперёд старосты почтение оказывать. А на – бывшего жениха не посмотрела даже, словно не миловались допрежь. Нешто забыла всё? Так ничего, он напомнит! Хоть с косой, хоть без, хоть в портах, хоть в рубахе – всё одно: бабой родилась – бабой помрёт!
– Ну что? – Он постучал чаркой по столу. – Явишь силу? Аль нет?