Наследники скорби - стр. 20
Проворочавшись ещё с оборот, девушка сняла с плеча тяжёлую горячую руку сестры, неслышно выбралась из-под одеяла и, прихватив меч, который привыкла везде носить с собой, шагнула в сени. Там сняла с гвоздя отцовский тулуп, достала из перемётной сумы войлок и вышла из дома.
В лицо ударили запахи леса, росы, трав и земли. На мгновенье стало жалко спавших за крепкими дверьми людей. Ведь они не знали, какой опьяняющей бывает ночь. Лесана хотела было воротиться и разбудить хоть Стояну, позвать её с собой. Но что-то подсказывало: не поймёт, лишь перепугается до смерти.
Подойдя к старой яблоне, Лесана очертила её обережным кругом, расстелила войлок, положила под руку нож, рядом устроила меч, улеглась и тут же заснула.
Нынешней ночью маялась без сна не только старшая Юрдоновна. Руська ворочался на своей лавке, отчаянно грезя о мече сестры. Мальчишка почти не помнил Лесану – слишком мал был, когда крефф её забрал. В памяти нет-нет да всплывали смутные воспоминания, но ни лица, ни голоса сестры в них не сохранилось. Помнил, как спать укладывала и укутывала одеялом. Помнил, как умывала и чесала частым гребнем, несмотря на вопли и слёзы. Помнил, как гладила по пухлым коленкам, когда под утро забирался к ней на лавку досыпать.
Мать поперву часто старшую вспоминала. Всё убивалась по ней. А уж какие слёзы горючие лила, когда съездила проведать дочь в Цитадели… И поныне блазнились те рыдания. Руська тогда всё понять не мог: отчего плачут по живой, как по умершей? Не понял и по сей день. Напротив, увидев нынче Лесану, ощутил восторг и… зависть. Ему бы вот так войти в избу: в чёрной одёже, опоясанной ремнём, с мечом за спиной! Чтобы каждая собака видела: вой воротился! Защитник! Гроза ходящих!
Пуще прочего хотелось хоть одним глазком поглазеть на меч сестры. Ребятня окрестная завидовала мальчонке: с настоящим ратоборцем, пусть и девкой, под одной крышей живёт! А ещё стращали, будто оружие обережников зачаровано и чужаку, ежели без спросу сунется, может даже руку отрубить. Но Руська россказням этаким не верил. Потому лежал на лавке и старательно боролся со сном, который как назло мешал дожидаться. Да ещё сестра никак не засыпала, словно медведь в берлоге ворочалась. Чего ей неймётся? Он вон еле-еле глаза открытыми держит. А Елька рядом так сладко сопит…
И что в исходе? Зря пыжился! За бока себя щипал, сон прогоняя… Лесана встала да из избы вышла. С мечом вместе! Вот куда её Встрешник понёс?
Мальчишка тихонько поднялся следом. Половицы тут же предательски заскрипели. Руська тихо выругался. Как же она так бесшумно прошмыгнула? По воздуху, что ль, перелетела? Он в родной избе одиннадцать вёсен живёт, а шуму наделал, будто на телеге проехал.
– Далече ты? – сонно спросила из-за занавески мать.
– До ветру, – буркнул Руська.
– Бадью не забудь обратно под лавку потом задвинуть, – напутствовала родительница, повернувшись на другой бок.
А Руська, уже не таясь, шмыгнул в сени.
Взявшись за ручку двери, он всё-таки засомневался. Страшно… Вдруг отворишь, а там волколак глазами горящими из кустов зыркает? Сестра хоть и говорила, что резы на воротах и тыне надёжные, но всё равно боязно. Мать не раз стращала рассказами, как Зорянку кровососы скрали. А ведь всего до соседнего двора бежала в потёмках. И ночь-то ещё не настала тогда.