Моя Месть вкуса горького шоколада - стр. 36
- Ты с ума сошел! Какое ты имеешь право отнимать у меня сына! - кричала я, задыхаясь от рыданий и страха. - Не особо он тебе нужен, ты вообще не уделял ему внимания!
Кирсанов стоял напротив и перегораживал мне путь к лестнице, ведущей на второй этаж, где находилась детская Егора. Но я все же попробовала прорваться к сыночку, и естественно, он не позволил. Скрутил и потащил к двери на улицу. С каждым шагом, отделяющим меня от ребенка, я извивалась и кричала сильней. Здесь стерлись последние грани контроля. Я царапалась, вырывалась, била Андрея, как только могла.
- Я уйду только с Егором! Ты не можешь его забрать у меня! Не можешь! - орала я охрипшим и пропадающим местами голосом, сходя с ума от ужаса. - Я нужна ему, Егор ест только из груди, соску и бутылку вообще не признает!
Муж не отвечал, дыша как бык, вывел меня на улицу, а потом крикнул охране подойти. Я рыдала, кровь со слезами размазалась по лицу, зрелище не для слабонервных.
- Пожалуйста, я умоляю тебя! - уже не понимала, что говорю, что происходит, жуткая паника завладела мной. - Я сделаю все, что скажешь, только не забирай моего мальчика. Умоляю, Андрей!
- Поздно, - гаркнул Кирсанов и швырнул меня охране, сказав: - Вывести, и сюда больше не пускать ни под каким предлогом!
17. 16 ГЛАВА
Вы знаете, как плачут младенцы? Жалобно, душераздирающе, так, что сворачивается все внутри. Охрана выставила меня за ворота, а я отчетливо слышала крик сына. Возможно, это мой мозг играл со мной злую шутку, но я слышала… Думала, что слышала... И от этого душа уходила в пятки, а сердце обливалось кровью. Плакала навзрыд, так, как только может рыдать человек, которого лишают самого дорогого. До конца еще не верила, что муж способен разлучить меня с Егором. Ну не могут быть люди настолько жестоки. Тогда еще не знала, что могут, еще как могут… Смотрела глазами, полными ужаса, на закрывшуюся перед моим лицом калитку. Нереально подобрать слова, чтобы описать то, что я чувствовала в тот момент. Шквал отчаяния душил, мысли в голове кружились, доводя до безумия. Через какие-то минуты я брошусь на забор, молотя кулаками и умоляя открыть. Душа внутри металась, пытаясь вырваться из меня и устремиться к сыну.
Вышел охранник и попытался отодрать мое трясущееся тело от металлических ворот, которые я в изнеможении скребла ногтями. Но даже в таком состояние смогла сопротивляться, было плевать на то, что будет со мной. Все, чего я хотела, это вернуться к малышу.
Там мой мальчик, он голодный, они не понимают, ему нужна я, мое молоко… Еще раз дернула за руку и, поскользнувшись, упала на снег. Метнула взгляд, полный горечи, в мужчину, возвышающегося надо мной, взмолив охрипшим голосом:
- Пустите!
- Не велено, - ответил спокойно тот, но его лицо выдавало нервозность.
- Пожалуйста, там мой маленький, - продолжала жалобно скулить я. - Сыночек, он голодный.
- Валерия Владимировна, поймите, нам запрещено вас пускать. И поднимитесь вы, наконец.
Они не понимали… Никто не понимал и не знал, каково это, когда отнимают ребенка. Жутко, страшно, больно. Всем своим существом я рвалась к сыну, до тряски, до потери сознания. Было убийственно представить, как он там без меня, плачет? Это слишком мучительная пытка! Убил бы лучше, но не уверена, что на том свете мучилась бы меньше. Охранник поднял меня и, убедившись, что снова не упаду, отпустил. Я не знала, что делать, готова была разбиваться в лепешку, только бы преодолеть эту баррикаду.