Размер шрифта
-
+

Москва кричит - стр. 7

Даже не заметила, как волшебный миг закончился, и мой взгляд снова размылся. Знаете это ощущение, будто мешки под глазами внезапно потяжелели? Стряхнув остатки пепла, я направилась в сторону Солянки. У Собора Иоанна долго не могла решить, в какую сторону идти дальше. Смешно, что в нашей стране так много Божьих домов и ни один никогда не пустует. Остановившись на любом мосту, пересекающим Москву-реку, по обе стороны увидишь десятки золотых куполов. Говорят, что люди обращаются к Богу только в моменты отчаяния. А что еще нашим людям остается?

Вспомнила, что давно хотела зарисовать швейную фабрику. В ее внутреннем дворе, как всегда, собралась тусовка, а за спиной у кафе «Сюр» оказалось на удивление пусто: неужели блаженная молодежь, вечно сидящая рядом прямо на бордюрах, испугалась внезапного похолодания? В итоге села чуть дальше на углу Хохловки прямо на асфальт, подложив пустой рюкзак. Любовь к рисованию, на удивление, я пронесла через все жизни и даже смерти в той или иной степени. Сейчас мне нравится рисовать город, так я могу лучше его узнать и, главное, лучше запомнить. Не представляю, зачем и куда собираюсь понести эту память, но это неважно. Я вообще предпочитаю не думать о том, что будет потом, потому что этого «потом» может и не быть – не быть вообще или быть совсем неожиданным, а «сейчас» еще есть, и этого у меня точно не отнять. И именно сейчас я хочу цепляться за что-то настоящее, быть поближе к земле и городу. Как я это умею.

Вот только карандаш не слушался, линии рисовались не там, где хотела, страница в блокноте постоянно переворачивалась из-за ветра, а челка лезла в глаза. Да-да, плохому танцору ноги мешают. Но со мной всегда так: стоит чего-то наконец захотеть, как мир бросает все силы, чтобы именно мне показать, что я ничего для него не стою. Я лишь закатываю глаза, услышав эти слова уже сейчас, но в тот момент было просто обидно и мерзко жалко себя. Ненавижу, ненавижу, ненавижу! Как же противно находиться в своей пакостной шкуре. Посмотрите на нее, бедную-несчастную, жалко ей себя. Да у тебя же потрясающая жизнь, была б у кого другого такая, ты сама завидовала бы страшно. Дома всегда свежий кофе и холодная бутылка чего-нибудь крепкого, все конечности на месте, денег хватает на новые блокноты с плотными страницами, что тебе еще надо? Но я бы отдала и свежий кофе и пару конечностей, лишь бы вместе с ними забрали мой больной мозг. Нет, я не смогу сказать это в лицо человеку без ног. Просто отстаньте, ладно? Я знаю, что раздражаю, мне достаточно часто это говорили. Но тут моя часть истории, и к ней прилагается противное нытье, ничего не поделать.

Хотя мне и самой надоело. Надоело метаться, надоело вечно падать и, сцепив зубы, подниматься. Надоело ненавидеть себя, издеваться над телом. Вечно корчиться на полу, задыхаясь. Умирать, умирать, умирать и каждый раз зачем-то снова рождаться. За что мне именно эта судьба? «Знаешь что, – в мыслях обратилась я к серому небу, – я сейчас просто пойду, куда глаза поведут, и если ты не приведешь меня к чему-то важному, не покончишь с моей гребаной бессмысленной жизнью, клянусь, я сделаю это сама. Либо спасай меня, либо я прокляну и тебя, и этот город напоследок».

И пошла. Не знаю, сколько шагов успела сделать, и в чьи дворы завели меня ноги, когда ни с того, ни с сего сердце разорвалось на куски.

Страница 7