Молва - стр. 8
– Так точно, товарищ…
– Зови меня Ерусланом, – разрешил парень.
– Если вы, товарищ Еруслан, не возражаете, то я поужинаю утром, – предложил Яша, залезая в нишу.
Но Еруслан был неумолим.
– Возражаю! – пробасил он во всю мощь своих необъятных легких. – И притом категорически. Утро – это ведь уже завтра, верно? А исторический день для завхоза – это сегодня. Смекаешь?
– Тогда давайте так: я вам сейчас – свой ужин, а вы мне утром – свой завтрак, – предложил Яша.
– Мужской разговор! – согласился Еруслан и пожелал Яше спокойной ночи.
Только сейчас, оставшись один, Яша оглядел жилище Владимира Александровича. Штрек как штрек. Не слишком широкий и не очень высокий. Нормальный, пригибаться не надо. В углу кованный железом деревянный сундук, медный чайник, бачок с водой. Напротив, у стены, на аккуратной каменной ножке квадратная каменная плита – стол. На нем телефон-вертушка, знакомый томик рассказов Джека Лондона, фарфоровая чернильница, пепельница с царицей Тамарой. Возле стола две каменные табуретки и какая-то большая корзина, прикрытая куском рогожи. На крюках, вколоченных в стену, – полушубок, ватные брюки, автомат.
Яша убавил в висевшей над нишей «летучей мыши» огонь, натянул одеяло до подбородка, закрыл глаза. Так, с закрытыми глазами, он пролежал долго, может, час или два, но сон не приходил. Где-то недалеко раздавались голоса. Кто-то негромко пел об отважном Ермаке и «товарищах его трудов». Да, в такую ночь уснуть было нелегко. Там, наверху, с передовых позиций в порт шли отряды красноармейцев. Последние защитники Одессы до рассвета спешили попасть на последние уходящие в Севастополь корабли. Завтра в городе уже будут фашисты. Завтра… Каким же он будет, этот завтрашний день? Яша достал карманные часы – подарок командира, – щелкнул крышкой. Светящиеся стрелки показывали без четверти три. Завтра уже наступило…
Задремал он только к самому утру, но тотчас почувствовал прикосновение чьей-то руки.
– Проспишь все на свете! – рокотал Еруслан, держа в руках два ароматно дымящихся котелка.
– Через двадцать минут отправляемся на торжественную встречу гостей.
Боевое крещение
Ровно в десять часов утра партизаны вышли из катакомб и устроили засаду вдоль дороги, спускавшейся в балку. С командиром, Ерусланом и дедом Гаркушей Яков залег в придорожной воронке. Еруслан и дед лежали не шевелясь, напряженно смотрели вдаль. Бадаев наблюдал за степью через бинокль. Дорога была пустынной. Противник словно знал, что его ждет, и не торопился.
Утро стояло теплое, солнечное. После пребывания в затхлом и сыром подземелье было приятно лежать на земле под открытым небом и вдыхать полной грудью свежий степной воздух. Пахло дорожной пылью, терпкой сухой полынью, неубранной ботвой дынь. Справа, за балкой, о чем-то шушукались на ветру подсолнухи, за виноградниками в багрянце садов утопали белые хаты села Нерубайского. Высоко над степью летела журавлиная стая.
– Улетают! – грустно протрубил Еруслан, провожая взглядом растянувшийся клин журавлей. – Слышите? Курлычут.
Прощаются, – вздохнул дед. Владимир Александрович оторвался от бинокля, тоже глянул в сторону удалявшихся птиц.
– Придет весна, и вернутся, снова прокурлычут свою песню.
– То другая уже будет песня, – добавил Еруслан. – И кто знает, доведется ли ее услышать.