Мої кохані - стр. 6
Дорога увязла в грязи. Небо низкое, свинцовое; дождь идет с самого утра – то моросит, то снова хлещет, будто не хочет отпускать уходящее лето. Одинокая крытая телега пробирается по разбитому тракту. Колеса хлюпают в лужах, глина липнет к деревянным спицам и к лошадиным копытам. Кобыла, старая и исхудавшая, тянет возок с упрямым терпением. Грива свисает мокрыми сосульками, под темной, блестящей от дождя шкурой виднеются ребра и острые кости крупа.
Ослабленные вожжи – в крепких руках дородной женщины. Широкие ладони держат их уверенно, но она не подгоняет лошадь. Лицо спокойное. На ней потертый пиджак, на голове – платок, концы которого развевает ветер.
По обочинам дороги – пожухлые травы, редкие кусты и деревья, почти оголенные: последние листья цепляются за ветви, как за жизнь. Женщина чуть подается вперед, вглядываясь в дорогу, оценивая взглядом глубину колеи.
За ее спиной – мужчина с гармошкой. На нем рубаха из толстой, грубой ткани – будто гимнастерка, застегнутая наглухо под горло. На голове – старый картуз, надвинутый на лоб и чуть набок. Лицо обветренное, широкое, с грубоватыми чертами, но, по-своему, доброе. Борода редкая, светлая, давно не стрижена – как у того, кому не до зеркала. Из-под нависших бровей глядят усталые, но не потухшие глаза. Там все еще теплится живость.
Рядом с ним сидит маленькая девочка – лет трех, не больше. Худенькая, болезненная, с бледным личиком, на котором лоб и глаза кажутся непропорционально большими. В этом взгляде – что-то взрослое, настороженное, будто она чувствует больше, чем может понять.
На горизонте, в сером мареве дождя, вырастает деревня. Над покосившимися избами поднимается деревянная церковь – с потемневшими стенами и резными куполами, что тускло блестят от влаги.
Мужчина играет тихую, тоскливую мелодию. Извозчик оборачивается, бросая через плечо:
– Марчику, годі вже бренчать! Дивись – село ж поряд. Не дай, Боже, подумають, що ми цигани, та ще й собак на нас науськають!
Марк усмехается под влажными усами, не переставая перебирать меха гармошки:
– Кохана моя, Феклуша, та вони ж і без музики нам дверей не одчинять. До столу – тим паще не покличуть. Народ тута ще злючей, чим у нас, у Полтаві. От би нам, Господи, цілими да здоровими до киргизів добраться… Там, молвлять, люде добріші та простіші.
– Мамцю, а сьогодні їсти буде? – спросила девочка тоненьким, жалобным голоском.
Фекла в полоборота дотянулась рукой и погладила дочку по голове, покрытой толстым платком.