Мої кохані - стр. 4
Поселение Зеленьки, где у Каркишков родились четверо детей – Николай, Иван, Софья и Мария – располагалось всего в двенадцати километрах от Киевской Лавры. Каждое воскресенье и в праздничные дни семья ходила туда пешком на молебен.
Ни родители, ни дети Каркишко особенно набожными не были – верили по-своему, тихо, без показной молитвенности. Посты соблюдали скорее как обычай, чем как долг, а в храм ходили, будто на праздник. Киево-Печерская лавра манила их не столько молитвой, сколько величием – словно иной, неземной мир, вознесенный над киевскими холмами.
Когда их семья подходила к монастырю, дети замирали, глядя вверх: золотые купола слепили глаза, солнце отражалось в каждом кресте, и казалось, будто само небо спустилось на землю. Их никогда не пугала длинная дорога – двенадцать километров туда и столько же обратно. Шли всей семьей, через луга и песчаные бугры, неся в узелках пироги и воду. Для них это было не паломничество, а праздник: возможность увидеть город, людей, услышать музыку колоколов и пение церковного хора.
Колокольный звон тек над Днепром – густой, переливчатый, словно живой. Он входил в сердце, тревожил, заставлял верить, что есть где-то сила, выше и чище любой земной заботы. Для детей это было чудо, для взрослых – утешение. И все вместе они возвращались домой молчаливые, словно каждый уносил с собой частицу того света, что сиял над Лаврой…
Их село Зеленьки вскоре исчезнет – будет поглощено разрастающимся Киевом. Но для многодетной, безземельной, нищей семьи там уже не останется места. Им придется искать новое.
Мимо их лачуги в те годы бесконечно тянулись людские колонны: кто – на восток, кто – на юг, в поисках хлеба и земли. Говорили, что за Волгой и дальше, в киргизских степях, просторы бескрайние, земля – плодородная, бери да выращивай свой хлеб.
В 1910 году в дорогу решилась двинуться и семья Каркишко. Переселенцы из Украины ехали медленно, на паре быков, запряженных в скрипучую телегу. Поверх нехитрого домашнего скарба сидели их дети – Николай, Иван, Михаил, Мария и младшая, пятилетняя Соня…
Долгим и нелегким был путь – пока, наконец, не вывел их в Актюбинский уезд Тургайской области, на земли, некогда принадлежавшие Оренбургской губернии. Здесь, по Столыпинской реформе, словно после теплого дождя, один за другим вырастали новые поселения.
Один из переселенческих участков назывался Шолак-Тамды. Там семью Каркишко. определили в поселок Романовское.
Дорога шла мимо цветущих сел, окруженных зелеными огородами: Богдановка, Семеновка и Павловка. Белели ровные ряды глинобитных, недавно побеленных хат. В последнем селе выделялись пять деревянных домов и глубокие колодцы. Над всеми домами возвышалась церковь – новая, светлая, с простой деревянной колокольней.
– Первым делом ее поставили, – пояснил путеводитель из местных, крепкий мужик в картузе. – За год управились. В седьмом году уже стояла. На праздники сюда добираются прихожане из Тамдов, Аккемира, Золотоноши, Шибаевки, Петровки… да и из других деревень. Школу начальную при ней открыли, это уже в восьмом году вроде.
Он снял картуз, вытер лоб и, будто вспомнив что-то важное, добавил:
– А мельницу братья Лаврушевы ставили – Николай с Капитоном. Детали и механизмы, что для нее нужны, доставили через степь, на волах, аж из самой Украины. Потому мука у нас особенная – белая, легкая. Мы зовем ее «тридцатка». Хлеб из такой муки – пышный, душистый. Поди, что и сам батюшка царь не постыдился бы такой отведать.