Мистер Невыносимость 2 – Бездна в нас - стр. 23

– Не занудничай! Поднимайся давай. Хватит киснуть!

Я подошла и взяла её за локоть, чтобы помочь встать, но она резко выдернула руку и окинула меня диким, возмущённым взглядом.

– Тебе что, заняться больше нечем?! Когда ты уже отстанешь со своей дурацкой заботой! Она мне не нужна! Проваливай! Мне от тебя ничего не надо! Ни от кого не надо!

Виктория забилась в угол. В её глазах стояли слёзы, губы дрожали. Она вновь упрямо уставилась в окно.

Я молча проглотила обидные слова и села на край её кровати. У меня была догадка, почему она ведёт себя так грубо.

– Они сегодня не приехали, да? – спросила я прямо.

– Нет, не приехали, – честно ответила она.

Виктория была сиротой – момент, который делал нас похожими. Я не могла смотреть на неё равнодушно, зная, какое одиночество ей приходится переживать. Но, в отличие от неё, у меня хотя бы есть сестра, а у Виктории – никого. И, к сожалению, в её детстве нет светлых воспоминаний. Мать была наркоманкой, а отец неизвестен. Бабушка по материнской линии страдает слабоумием и живёт в доме престарелых. Виктория стала свидетельницей смерти своей матери. Эту ужасную историю в больнице знают все, но стараются не произносить вслух. К Вики до сих пор регулярно приходит психолог. Я удивляюсь и одновременно восхищаюсь силой её духа. На долю этого ребёнка выпало столько страданий, и она всё ещё держится. К сожалению, отношения с нынешними опекунами у Виктории тоже не складываются. Она слишком часто находится в больнице, поэтому не привязана к ним. Они живут довольно далеко и навещают её редко. За все месяцы, что я проработала в отделении, я видела их всего несколько раз. Я не хотела жалеть эту девочку, но в душе всё равно жалела. Судьба обошлась с ней жестоко. Очень жестоко!

– Пошли, сделаем чаю, – тихо настояла я. – Не хочется пить и есть в одиночестве. И тебе ведь тоже, правда?

Она робко посмотрела на меня, а потом молча встала и поплелась следом. Так же молча мы поставили чайник в комнате отдыха медсестёр, взяли заварку и чашки, потом вернулись в палату. Я разрезала пирог. Мы сели и начали есть.

– Вкусно, – призналась она. – Спасибо. Сама сделала?

– Угу, – кивнула я, прожёвывая кусок.

– Никогда бы не подумала, что ты умеешь готовить.

– Почему? – удивилась я.

– Ну… ты же вроде как из тех женщин, карьеристок-феминисток, – выдала она прямо в лоб. Я чуть не поперхнулась.

– Вот спасибо за такую оценку! – заметила я с сарказмом. – Вообще-то я никогда не была феминисткой. Работаю много, потому что люблю свою работу.

Виктория взяла второй кусок пирога, откусила его и пробурчала с набитым ртом:

– Значит, тебе тоже некуда идти. Как и мне. Какой нормальный человек будет торчать в этом месте круглые сутки по доброй воле, даже если ему нравится работа?

Логика этой задавалы ставила меня в тупик. Часто я просто не знала, как реагировать на её слова.

– В каком-то смысле ты права, – призналась я, переваривая её обвинение, – но, надеюсь, так будет не всегда. Одиночество – состояние проходящее. И ты, когда поправишься, заживёшь другой жизнью: вернёшься к приёмным родителям, пойдёшь в школу, найдёшь друзей.

Виктория отпила чай, поставила стакан на стол, сложила руки в замок и уставилась на них.

– Вот же ты наивная, доктор. А вроде взрослый человек. Хотя… может, ты просто снова пытаешься меня утешить. Зачем ты это делаешь? Ты ведь знаешь, что для меня всё кончено. Какой смысл жить пустыми надеждами, если уже сейчас ничего нет? Мне совсем недолго осталось. Я это знаю и чувствую.