Мистер Невыносимость 2 – Бездна в нас - стр. 24

Впервые разозлилась на её слова. И откуда в этом создании берётся столько пессимизма?!

– Я твой лечащий врач! Как только найдётся донор, ты пойдёшь на поправку! Не говори о смерти так, будто это в порядке вещей!

Виктория резко вскочила и снова забилась в угол своей кровати.

– Все говорят, что я не доживу до операции. Все врут мне в глаза, а за спиной шепчутся. Не понимаю я взрослых! Вы всё время лжёте – себе и другим! Это так бесит!

Ах, вот оно что! А я себе всю голову сломала, почему Виктория в последнее время совсем поникла. Это болтушки медсёстры виноваты! Трындят посреди коридоров и забывают, что дети не мебель. Они слушают и понимают, о чём говорят взрослые.

Я устало потёрла лоб. Нужно будет устроить этим клушам разнос и напомнить, что язык – это тоже часть профессиональной этики.

Отложив чайную ложку, я подошла к Виктории и обеими руками осторожно развернула её лицом к себе. Потом пристально заглянула в её мутные карие глаза.

– А ты поменьше слушай, что говорят вокруг. Я тебе не вру. И я лучше знаю. Нужно бороться и не сдаваться, потому что именно в тот момент, когда ты опустишь руки, всё будет по-настоящему кончено. Но пока ты держишься – надежда есть. Однажды ты выйдешь отсюда, и у тебя будет всё, чего ты пожелаешь. Ты очень хорошая и умная девочка. Ты многое можешь понять и осмыслить. Знаю, тебе тяжело, но без надежды мы ничто.

Я говорила искренне, от всего сердца. Состояние у Виктории действительно было тяжёлое. Без слёз на неё не взглянешь. Бледная кожа, цвета ветхой бумаги, обтягивала исхудавшее личико. Она вся была хрупкая и миниатюрная, словно могла рассыпаться от одного прикосновения. Не знаю, на чём держалась душа в этом измученном теле, но я точно не собиралась её отпускать. Ни за что!

– Ты очень добрая, но я не уверена, что у меня хватит сил… – сказала она тихо, не отводя глаз. В них мерцала глубокая усталость. Это был не детский взгляд, и от него разрывалось сердце. Виктория ненавидела своё беспомощное состояние, и это срубало на корню все её стремления и желания. Она не позволяла себе преждевременно лелеять пустые мечты, чтобы потом не разочаровываться. Такой способ борьбы с реальностью. Но мне хотелось поменять её настрой.

– Я тебе помогу. Для этого я и здесь – чтобы вылечить тебя.

Она немного помолчала, а потом неожиданно сказала:

– Доктор, у меня есть к тебе одна просьба.

– Какая? – я сразу оживилась. Неужели моя пламенная речь подействовала так быстро?

– Давай дружить.

Я удивлённо подняла брови. Такой странной просьбы я не ожидала.

– А разве мы уже не дружим?

– Нет, не как врач и пациент, а по-настоящему. Знаешь, рассказывать друг другу разные вещи, как подружки. Сможешь так? Сможешь быть моим другом? Не из жалости, а потому что я тебе нравлюсь.

Я запнулась.

– Ну… я тебя намного старше. По идее, тебе было бы проще дружить со сверстниками.

– Не проще, – резко перебила она. – Никто не может меня понять. Никто не примет меня такой, потому что быть в моём возрасте настолько больной и стоять на пороге смерти – ненормально. Все этого боятся. Боятся слова "смерть" и просто смотрят в сторону. Но я не могу их за это винить. Потому что, будь я здоровой, я бы тоже отворачивалась. Тоже смотрела бы в сторону.

Моё сердце обливалось кровью от её слов. Почему этот мир так несправедлив, что ребёнку приходится думать о таких вещах? Наверное, мне никогда не понять.