Мистер Невыносимость 2 – Бездна в нас - стр. 25

Я придвинулась к Вике ещё ближе и поцеловала её в макушку. Её волосы были мягкими и пушистыми, как птичьи пёрышки. Она не сопротивлялась.

– Хорошо. Давай дружить. Давай вместе пройдём это сложное время.

Под нахлынувшими эмоциями так легко давать обещания. Тогда я и представить не могла, с каким жарким любопытством она начнёт выпытывать у меня подробности моей неприглядной жизни. Через месяц Виктория знала почти каждую мелочь. В беседах – после смены или до неё – я всё чаще ловила себя на мысли, что она будто бы проживает моё прошлое вместе со мной. Она слушала так внимательно, что почти не шевелилась… и даже не дышала.

А вот о себе она говорила мало. Мне бы хотелось, чтобы она поделилась со мной детскими воспоминаниями. Я могла бы её утешить. Насколько хорошо она помнит смерть матери? Помнит ли, как жила до этого? Терзается ли? Несмотря на множество открытых вопросов, я не настаивала и ничего из неё не выпытывала.

В итоге наша странная, неординарная дружба стала приносить плоды. С каждым днём Вики расцветала. Становилась всё живее, всё разговорчивее. Начала общаться с другими детьми и подростками. Улыбалась медперсоналу. Я давала ей пищу, которая отвлекала её от мыслей о болезни: интересные истории, сплетни, шутки.

Но не всем понравилась моя благодетель. Зав. отделением начал поглядывать на меня косо. А потом однажды открыто заявил, что не одобряет столь тесного сближения с пациенткой. Но я чихала на его предупреждения, потому что мои старания не пропали даром.

После выговора на работе, в первый же выходной я, конечно же, пожаловалась Аннете на своего бездушного начальника. Он наябедничал моему научному руководителю, и в результате я получила нагоняй и от него. Во мне всё кипело. Хотелось выговориться, чтобы хоть как-то успокоиться.

– Ты представляешь, – начала я, усаживаясь на диван, – они даже пригрозили, что назначат Виктории другого лечащего врача, если я не перестану, как выразился профессор Вальтер, играть с ней в дружбу! Они вообще нормальные?

Кевин, как всегда, устроился у меня на коленях. Это место он давно приватизировал. Стоило мне переступить порог дома Аннеты, как он уже нёс ко мне охапку машинок, устраивался поудобнее и принимался играть. Когда игрушки ему надоедали, он начинал копошиться у меня в волосах, перебирая пряди. Таким милым способом он выражал свою привязанность ко мне.

– Ну, с какой-то стороны он прав, – отозвалась Аннета, одновременно пыхтя и наклоняясь к Кати, которая в это время начала исследовать нижний ящик тумбочки.

С тех пор как Кати научилась ползать, Аннете не было покоя. Она носилась за дочкой по всему дому, чтобы та не лезла, куда нельзя. Кати, разумеется, выражала громкий протест при каждом вмешательстве. Аннета выглядела вымотанной. Шустрость дочки добавила ей забот, а я уже давно по умолчанию была её вечной заботой номер один.

– Это ещё почему? – возмутилась я.

– Потому что ты ей не мать. И не родственница. Ты не сможешь быть рядом с ней всегда. И чем сильнее она сейчас к тебе привяжется, тем тяжелее ей будет потом с тобой расставаться. Этот момент всё равно наступит. Ты об этом думала?

Я притихла. Нет. До этого я, если честно, не доходила в своих мыслях. Ну и что? Сейчас ей лучше рядом со мной, а остальное пока что не играет роли.