Мистер Невыносимость 2 – Бездна в нас - стр. 22

Когда я перешла на отделение нефрологии[1], то «приобрела» постоянную головную боль по имени Виктория. У моей тринадцатилетней пациентки был на редкость непростой характер, но она мне нравилась.

Виктория страдала серьёзным заболеванием почек. Ей приходилось почти всё время проводить в больнице. Бедняжка уже не один год стояла в очереди на трансплантацию. Постоянный диализ был для неё жизненно необходим, пока не найдётся подходящий донор.

Виктория казалась старше своих лет. Не внешне – духовно. Я часто наблюдала такой феномен у тяжело больных пациентов. Они словно торопятся жить – гонятся за временем, которого у них нет. Каждая минута, любая мелочь – самый ценный подарок. Это не всегда доступно пониманию здорового человека. Такие дети не перестают мечтать и надеяться, даже когда ситуация почти безнадёжна.

Но Виктория немного отличалась. Она всегда делала равнодушное лицо, но я знала: она хочет жить. Эта девочка терпеть не могла жалость к себе, и поэтому инстинктивно отталкивала людей. Хотя, пожалуй, это была не единственная её проблема. Она, как и я, плохо умела сближаться с другими и налаживать контакт. Из-за болезни она не ходила в школу, и друзей у неё не было. На отделении Виктория вечно ходила с тусклой, хмурой миной. Этим она и отпугивала всех от себя.

Как бы то ни было, я и оглянуться не успела, как к этой девочке у меня выработалось особое отношение. Я часто заглядывала к ней, хотя наши разговоры сложно было назвать душевными.

На Рождество мне выпала вечерняя смена. Такое нередко случалось и раньше. Cотрудники с семьями и детьми освобождались от работы в праздничные дни. Я особо не возмущалась: за такие дежурства платили вдвое больше. Но в этот раз всё же немного расстроилась. Теперь, когда я снова далеко от сестры, одиночество в праздники ощущалось особенно остро.

Чтобы прогнать тоску, накануне Рождества я испекла пирог и взяла его с собой в больницу. Детей, которые не нуждались в круглосуточной интенсивной терапии, на праздники разобрали по домам родители. Отделение почти опустело, и к вечеру стало тихо и спокойно. Конечно, всё могло в любой момент измениться. Тишина в больнице бывает обманчива. Но я надеялась, что ночь пройдёт без происшествий.

Когда закончила обход, направилась с пирогом в палату Виктории. Я заранее решила, что составлю ей компанию.

Она сидела на кровати у окна и пристально всматривалась в тёмное тусклое небо, словно там было написано что-то важное.

– Привет! – бодро поздоровалась я. – Одна веселишься? А где соседка?

Виктория обернулась и уныло посмотрела на меня:

– Дома, наверное. Где и все. Зачем спрашиваешь, если и так знаешь?

Мы уже давно перешли на «ты». Неформальное общение – обычная практика в детской больнице.

Я неловко улыбнулась. Конечно, я знала, кто из пациентов остался, а кто – нет. Но с чего-то же надо было начать разговор.

– Я тут принесла кое-что, – сменила я тему и поставила на стол пирог. – Пойдём, сделаем чай и отметим праздник!

– Доктор, зачем ты это притащила? – Виктория посмотрела тяжёлым взглядом сперва на выпечку, потом на меня. – Я не хочу ничего отмечать. Да и нечего. День как день, не понимаю, чего все суетятся. Ненавижу Рождество.

Она надула губы и снова уставилась в окно. Я напряжённо вздохнула. Хоть бы раз получилось пробраться сквозь её защитный панцирь. Но, по правде говоря, мне это ещё ни разу не удавалось. Её лицо всегда оставалось мрачным. Я ни разу не видела, чтобы она кому-то улыбнулась. Но сдаваться я не собиралась.