Мир и война в жизни нашей семьи - стр. 36

Стоим. Замерли, даже шептаться боимся. Не шевелимся. Глаз с волков не спускаем. Вмиг пролетела в голове вся жизнь. Про корову я уж и забыла. Детей мне стало жалко. Как же они вырастут без меня? Страх такой напал на меня, чувствую, что я вся мокрая. Мурашки по телу бегают, волосы встают дыбом. Дрожу. Не помню уж, сколько мы как в оцепенении стояли. Но всему бывает конец. Мы стоим, не падаем. Начинаем приходить в себя. Повернулась я к Надежде. Лица в темноте не видно, но она стоит, тоже оцепеневшая. Я опять поворачиваю голову на глаза волков. Они замерли. Ну когда же они будут на нас прыгать-то, когда же, наконец, конец-то? Молчим. А коровы жуют.

Шепчу:

– Надежда, что же делать-то?

– Не знаю.

– Что ж до утра будем стоять? Давай пойдем.

– Да как только сдвинемся, так они на нас и бросятся.

Я тоже так подумала. Знаю, когда остановишься перед набросившейся на тебя собакой, она тоже остановится и замолчит. Стоит только сдвинуться или того хуже бежать, так тут же собака начинает тебя кусать. Наверное, так и волки будут делать. Мы стоим, держим за поводки коров и не знаем, что делать. Волки тоже все смотрят на нас, не шевелятся и тоже, наверное, что-то думают. Не знаю, сколько бы мы так стояли, устали мы от страха. Не знаю, думают ли что коровы. Наверное, что-то тоже думают. Ведь живые, ведь что-то соображают, едят, пьют, ходят, ложатся и когда их позовешь – подходят, откликаются – мычат. Ласкаются, лижут руки, когда им даешь хлеб. Бьют хвостом, когда больно дергаешь за соски. Ну, наверное, тоже соображают. Не знаю из каких соображений, но вдруг моя Зорька дернула за поводок, пошла вперед. Невольно и я потянулась за ней. Я испугалась при этом пуще прежнего, но все же иду за Зорькой и даже немного начинаю ее подталкивать. А сама в это время всё не спускаю глаз с волков. Надежда тоже сдвинулась и идет за нами с Зорькой. Я иду за Зорькой, как за щитом каким, и про себя говорю: «Ну иди, иди, милая Зорька, не бойся, мы с тобой». Говорю и всё вперед смотрю. Совсем уже подходим близко. Волки не движутся. Зорька моя идет как ни в чем не бывало, хвостом помахивает. Меня им задевает. Как бы говорит: «Не бойся, иди, ничего не будет». Я ее вроде и понимаю. Поглаживаю и не отпускаю от нее рук. Она теплая, живая, и ее тепло переходит ко мне. И всё же как бы я мысленно ни разговаривала с Зорькой, я всё время не спускаю глаз с глаз волков, а они тоже всё время смотрят на меня. Подошли мы совсем близко к волкам. Когда я стала ощущать тепло Зорьки, дрожь у меня стала проходить. Я как-то смелее стала смотреть вперед. А они стоят на месте. Страх у меня стал не такой страшный. Я как-то с ним уже свыклась. И… отвела свои глаза от волков. Стала смотреть на их тело. Думаю, что же они не шевелятся и даже хвостами не машут, разглядываю внимательнее. Подошли совсем близко. Глаза сверкают, а они совсем не движутся и даже ничуть их не слышно, не дышат. Подошли к ним уже вплотную, а они на нас не бросаются, что они не живые, что ли?

Голова Зорьки поравнялась с волками, и я вдруг сразу поняла – какие же это волки, убежали они что ль? Мы ведь и не видели, чтобы они убежали, а глаза оставили. Лежит у дороги рядом с пнем толстое и мягкое, наверное, гнилое бревно. Отошли мы от бревна, оглянулись, а оно опять сверкает.