Михаил Булгаков, возмутитель спокойствия. Несоветский писатель советского времени - стр. 71
Газетная кампания, поддержанная верховной властью (ЦК партии), получает новый импульс.
И. Кор призывает: «Ударим по булгаковщине! Бесхребетная политика Главискусства»397. В публикации под общей шапкой «В атаку против враждебных вылазок в искусстве»398 излагается содержание выступлений на собрании коммунистов и комсомольцев, работающих в области искусства, – против «Дней Турбиных», «Зойкиной квартиры» и «Бега». Сотрудник Наркомпроса Чичеров399 возмущен «нежеланием Главискусства прислушаться к „голосу общественности“». Раскольников призывает «шире развернуть и активизировать кампанию против „Бега“»400.
В декабре 1928 года, после премьеры «Багрового острова» в Камерном театре, переполнившей чашу гнева (ведь на столичных подмостках идут и «Дни Турбиных», и «Зойкина»), группа пролетарских драматургов отправляет письмо Сталину.
Уважаемый товарищ Сталин, – обращаются к вождю авторы, – хотели бы знать Ваше мнение по следующим вопросам, волнующим не только специальные круги, но, бесспорно, имеющим общекультурное и общеполитическое значение. <…>
Диктуется ли какими-либо политическими соображениями необходимость показа на крупнейшей из московских сцен белой эмиграции в виде жертвы, распятой на Голгофе?
4. Как расценивать фактическое «наибольшее благоприятствование» наиболее реакционным авторам (вроде Булгакова, добившегося постановки четырех явно антисоветских пьес в трех крупнейших театрах Москвы, притом пьес, отнюдь не выдающихся по своим художественным качествам, а стоящих, в лучшем случае, на среднем уровне)? <…>
Органы пролетарского контроля над театром фактически бессильны по отношению к таким авторам, как Булгаков. Пример: «Бег», запрещенный нашей цензурой, и все-таки прорвавший этот запрет…401
Среди подписей – имена драматургов В. Билль-Белоцерковского, Е. Любимова-Ланского, Б. Вакса, А. Глебова, Ф. Ваграмова, П. Арского.
Помимо, вполне возможно, искренней преданности коммунистической идее, немалую роль играла и простая человеческая зависть идеологически выверенных и стопроцентно лояльных авторов к совершенно нелояльному, но при этом возмутительно успешному сочинителю, за чьими пьесами охотились театры, на спектакли по которым ломилась публика. Частный и государственный интерес счастливым образом совпали.
Немедленного ответа не последовало: адресат был занят более важными делами. В конце января – начале февраля 1929 года проходит заседание Политбюро ЦК и Президиума ЦК, на котором прозвучат резкие политические обвинения Н. И. Бухарина и «правого уклона». Курс на уничтожение «старой гвардии», с ее идеалистической преданностью революции, ознаменовал перелом в политической и общественной жизни страны.
В начале января 1929 года Керженцев отправляет в Политбюро отзыв о пьесе, настаивая на ее политической тенденциозности. Подробный разбор он начинает с главного: «Автор идеализирует руководителей белогвардейщины и пытается вызвать к ним симпатии зрителей» и анализирует пьесу в целом (проводя параллели с Толстым и Шекспиром). Этот развернутый разбор «Бега», по-видимому, был призван заменить чтение пьесы целиком – для последующего обсуждения на Политбюро, четырежды (!) возвращавшегося к «Бегу».
В документе утверждалось, что «Бег» – это «апофеоз Врангеля и его ближайших помощников». Рассказано обо всех центральных персонажах: Хлудове, Чарноте, Врангеле, Корзухине, Голубкове, Серафиме, не забыта и Люська. Автор обвинял Булгакова в том, что Хлудов показан как блестящий военачальник, «волевая личность», Чарнота «великодушен, добр, прямолинеен и всегда поможет товарищу в беде» и со сцены безусловно «подкупит всякого зрителя и целиком расположит на свою сторону»; Голубков – «чистейшей воды идеалист», в его образе Булгаков показал нашу интеллигенцию такой, «какой она ему кажется: чистая, кристальная в своей порядочности, светлая духом, но крайне оторванная от жизни» и т. д.