Месть Посейдона - стр. 5
17 декабря 1781 года карета остановилась возле здания адмиралтейства, расположенного на улице Уайтхолл.
Молодой, но ужасно подавленный и омерзительной погодой, и своим нынешним положением, человек, выйдя неторопливо из тройки, направился к главному корпусу здания, где его уже встречали суровые гвардейские лица в ярких мундирах и со штыками. Полковник, мрачно осведомившись у джентльмена о причине его посещения, впустил отставного капитана в зал, проведя далее наверх по лестнице, к месту заседания адмиралтейского комитета. Всего-навсего простая юридическая формальность – вручение свидетельства о том, что к службе он более непригоден – и вся великая цель служения стране и королю обрушилась словно карточный дом. Кто уж теперь возьмётся за командование – сей вопрос ужасно беспокоил Фенстера.
Встреча с почётными лордами-заседателями комитета во главе с самим превосходительством адмиралом прошла достаточно быстро и без мучительных часов ожидания. Правда, вначале Беверли пришлось поведать некоторые подробности своего пребывания в голландском плену. И будь у него превосходное или хотя бы более-менее приличное настроение, он бы мог в ответ рассказать о том, что за эти месяцы умудрился выучить у ненавистного им капитана ван Виссена и его окружения многие голландские пословицы, начиная от «лающая собака не кусает» и заканчивая «убить двух мух одним шлепком».
Но это нисколько не помогло бы ему, поскольку теперь мистер Фенстер никогда больше не увидит ни Голландию, ни самодовольную мину «покорителя Елизаветы».
Покинув спустя час бессмысленного разговора здание адмиралтейства, мрачный капитан отправился на экипаже из Вестминстера прямиком в Куинсферри, в свой милый дом, где покоится уж давно жена его Маргарет (да помянём её чистую душу) и живёт сын Ллойд.
Подъехав к небольшому красивому особняку и увидев благоухание фиалок в саду, капитан стал немного спокоен, ибо это значило, что несмотря на его длительное отсутствие, дом и атмосфера вокруг не зачахла, и даже приняла более оживлённый вид.
Вот и Ллойд Фенстер, сын Беверли, уже взрослый молодой джентльмен, вышел на топот копыт и на звук заскрипевшей вслед за тем дверцы кареты.
– Вот и блудный отец явился, – молвил сухо, но с некоторой долей иронии Беверли, встречая его и крепко прижимая к себе своими крепкими, закалёнными не в одной битве руками, – да ты, мой мальчик, сильно изменился. Уж ты ли встречаешь меня, старина Ллойд?
Капитан старался держаться при сыне бойко и развязно, но, вероятно, даже это не смогло скрыть от наблюдательного сына тот упадок духа, который давно уж, с самого своего пребывания в плену, омрачил земные дни Фенстера.
– Признаться, старина, вы тоже сильно изменились, – с печалью заметил Ллойд, провожая отца в дом и поглядывая иногда на удалявшуюся к востоку карету, – и, боюсь, не в лучшую сторону.
Беверли хмуро обернулся к нему, даже немного рассердившись на него за то, что он столь легко и поспешно раскрыл все его тёмные мысли.
Некоторое время они молчали, пока они с Ллойдом не пришли в гостиную и не уселись у камина, в безмолвной тишине, такой же безнадёжной, как и те обстоятельства, что возвратили капитана сюда.
– Ты говоришь, изменился? – сказал наконец он, зловеще глядя на трещащее пламя; в эту минуту он вновь воссоздал в своей памяти битву у Доггер-банка. Перед глазами его мелькали вражеские линкоры, палящие из пушек и орудий моряки, злодей «Посейдон», по палубе которого грациозно расхаживает его повелитель, Артур ван Виссен, офицер по призванию, но пират в душе (такую характеристику дал ему сам мистер Фенстер).