Месть Посейдона - стр. 2
На этом всё бестолковое времяпровождение в кругах посредственных лиц завершилось, и Фенстер, женившись на двадцатисемилетней девушке, уехал за город, в Куинсферри, где и порешил уйти на покой до поры до времени, а если уж говорить прямо и без абстракции, то до 1780 года, когда отличившегося в боях против французских войск офицер, а тогда уже лейтенант Фенстер, вновь призвали по милости короля Георга (да хранит его Господь Бог, как о том поётся в славном народном гимне) на войну, на этот раз, с Голландией, в должности капитана «Куин Элизабет». К тому времени любимая жена его уже стала подавать неутешительные признаки развивающейся болезни, которую определили как тиф. Конечно, подобный вердикт, вынесенный врачами, не мог не повергнуть Беверли в отчаяние. И сколько доктора не пытались облегчить страдания Маргарет, ничего сделать было нельзя, и жестокая участь постигла-таки бедную жену Фенстера. Покинула она сей грешный мир в апреле, в тот самый месяц, когда Беверли встретил её впервые в своей жизни, оставив после себя на Земле единственное чадо – уже достаточно взрослого сына Ллойда, который, оплакивая смерть своей матери, долго ещё не мог оправиться от горя, что в итоге отразилось на его характере: юноша рос довольно-таки замкнутым, предпочитающим шумным мероприятиям уединение. Беверли же, каждый божий день вспоминая о Маргарет, сам был в столь сильном потрясении, что не мог ничем успокоить сына, и ему пришлось на некоторое время отложить своё намерение явиться в адмиралтейство. Но после его по-прежнему звали на палубу «Куин Элизабет». Поскольку то было огромной честью для ещё не прошедшего всю морскую школу военнослужащего, то Фенстер, глубоко веривший в величие своей маленькой Родины, не мог отказать адмиралтейству в этом решении, и потому был вынужден срочно отбыть в Лондон.
Теперь же мы, желая скорее подойти к началу описания печальной главы, пропускаем те детали, которые предшествовали легендарному сражению у Доггер-Банка.
Конечно, капитан Фенстер прекрасно помнил «золотое правило военного устава», гласившее, что худшим врагом любого солдата и политика является излишняя самоуверенность в безоговорочном превосходстве над противником. Хотя политикам, пожалуй, и не обязательно следовать ему, так как они не являются прямыми исполнителями приказов военного руководства, а вот для офицеров это является своего рода справочником по ведению войны с любым неприятелем.
Но, похоже, что наш капитан, будучи слишком искушённым победами в далёкой Ост-Индий, решил этим правилом пренебречь.
«Всего пару артиллерийских ударов, и все голландские суда ван Зутмана уйдут под море» – торжественно говорил он себе перед сражением.
Впрочем, в самом его начале его действиям и вправду сопутствовал успех: не успев открыть огонь по британским позициям, фрегат «Голландец» тут же был окружён с двух сторон линкорами «Северный путь» и «Куин Элизабет», и удар, произведённый с палубы последнего, полностью обезвредил корабль из пятнадцати матросов, многие из которых погибли вместе с ним. Пока в битве принимали участие мелкие пташки вроде «Голландца» или «Роттердама», стратегическое преимущество было в руках Паркера и его флотилии. Но когда британцы уже готовы были бросать свои шапки вверх, ликуя от восторга, в дело как-то незаметно вступил фрегат «Посейдон», а управлял им ни кто иной, как капитан Артур ван Виссен. Да, не стоит удивляться тому тону, с которым произнесено было его имя: «ни кто иной, как Артур ван Виссен». Потому что этот голландский моряк был не просто превосходным воякой, но и превосходным стратегом. О нём ходило много различных слухов, в том числе и нелестных, будто он был отъявленным разбойником и участвовал в грабежах торговых суден, на чём и нажил себе состояние, заодно освоив пиратскую тактику нападения (внезапно и беспощадно). Но всё это, вероятнее всего, домыслы старых служивых, которые, видимо, от нечего делать, решили позабавить молодых моряков мистическими россказнями о тайнах своего предводителя. Что можно сказать с большой долей достоверности, так это то, что ван Виссен – верный слуга своего господина, штатгальтера Вильгельма; ради него и только ради него он готов был положить свою жизнь на карту морских перипетий.