Мера удара. Заиндевелые лица в сумерках - стр. 9
«Ну, это, блин, ваще, – подумала Светлана. – Спасибо и на том!»
Голая лампочка на потолке лучше освещала стены, чем центр конюшни. Но и в полутьме было хорошо видно лежавшую на полу лошадь. Одного взгляда с порога Адаму было достаточно, чтобы успокоиться: когда распахнулась дверь, молодая кобыла радостно встрепенулась. Он подошёл к ней, потрепал круп, погладил рукой брюхо, долго, старательно рассматривал белок в глазу. Видит бог, эта лошадка заставила его поволноваться. При первых симптомах её хвори он сам почувствовал себя нервным и раздражительным. Свою вспыхнувшую любовь к животным, которая в других ему казалось глуповатой, Адам непрестанно выставлял напоказ всем и вся как давнюю привычку и даже больше, чем привычку, – как страсть. Принято считать, что в большинстве случаев те, кто проявляет любовь к животным, стали делать это потому, что разочаровались в людях. К Адаму это не относилось: он любил и людей, и животных. И любые другие объяснения были лишними.
– Что, девочка, нравится, когда мы не проводим бессонные ночи? – пробормотал он, ещё раз потрепав круп лошади.
Глядя на выздоравливающее животное, он не услышал, как в конюшню вошла Вера. Она стояла у него за спиной, кутаясь от холода в куртку, тоже довольно поношенную, и смотрела, как Адам исчез в тени, откуда принёс немного сена, дал лошади, и та принялась жадно жевать. Почти бесшумно Вера, походя, сняла с крючка шерстяную попону.
– Ну что? Можно выгуливать? – спросила она.
Чуть вздрогнув, Адам с улыбкой повернулся на голос жены, протягивавшей ему попону в шотландскую красно-жёлтую клетку.
На улице, как в любое другое зимнее утро, рассвет пытался пробиться через туман, и кобыла не заставила себя упрашивать, чтобы вырваться на воздух и насладиться простором, которого она была лишена во время болезни всю последнюю неделю. Замёрзшие трава и земля захрустели у неё под копытами, и звёзд на ещё совсем тёмном небе явно не хватало, чтобы высветить великий покой на лице женщины и мужчины, стоявших прижавшись друг к другу посреди двора и соединённых не только любовью к лошадям.
Бронзовый всадник на площади не любил зиму. Во-первых, каким бы ни было мнение специалистов на сей счёт, бронза портится от мороза. Во-вторых, все голуби квартала, и так покрывавшие его своим помётом с ног до головы, давали зимой приют своим собратьям со всего света. И, наконец, с ноября по март этот исторический памятник редко посещали гости города и новобрачные и, значит, пропадала возможность и удовольствие немного погреться в свете вспышек любительских фотоаппаратов при съемке в вечернее время. Однако этим утром фотографы и журналисты, скопившиеся у подножия памятника, явились не ради него. Криминальную полицию, честно говоря, вообще мало интересовала эпоха гражданской войны. Хватало нынешних хлопот. Фотографы и журналисты были не единственными, кто сновал по площади между грязно-бежевой «Ладой» и полицейской BMW, уткнувшимися друг в друга, как два больших насекомых, издохших, окончив битву. Здесь находилась также машина скорой помощи, а чуть поодаль, почти перекрывая движение, стояли ещё две полицейские машины. Когда стали поднимать дряхлую железную штору магазина сантехники, её раздражённое брюзжание вряд ли могло кому-то понравиться. Огромные корявые мусоросборные машины медленно пересекали свободное пространство площади, ныряя в утреннюю мглу маленьких соседних улочек. Свисавшие у них с задних платформ мусорщики, дурачась, толкали друг друга, видно, чтобы согреться.